Весь это поворот к русскому мессианизму освящен фигурой Ленина, которого даже изображать в конце 1940-х – начале 1950-х начали иначе. В жизни Ленин имел широкие скулы и чуть раскосые узковатые глаза, многие современники писали об азиатских чертах в облике Ленина (что неудивительно, поскольку дед Ленина по отцовской линии был крещеным калмыком). В эпоху позднего Сталина на многочисленных портретах и изображениях эти черты внешности Ленина исчезают, его облик становится чисто славянским. Миллионам советских граждан, для которых СССР был разновидностью русской державы, именно такой Ленин был понятен и близок.
В недолгую эпоху правления Хрущева происходит ожидаемый и закономерный, хоть и приобретший уродливые формы процесс либерализации Советского Союза. Та самая война на уничтожение СССР, опасность которой подталкивала Сталина и его группировку к ускоренной модернизации и которая, начавшись, заставила советских людей снова сплотиться, победоносно завершена. СССР из международного изгоя превратился в сверхдержаву, с которой считаются все мировые державы. Он находится в зените геополитического могущества. Враждебные намерения капиталистических держав надежно нейтрализованы советским ядерным щитом. Исчезли все обоснования дальнейшего сохранения авторитаризма, единения, сопряженного с отказом от демократических свобод, прежде всего свободы слова, существования строжайшей идеологической цензуры, в конце концов, репрессий недовольных. Наконец, население СССР устало от многолетнего напряжения, которое породил мобилизационный прорыв. Выросло новое поколение, представители которого со свойственной юности пылом хотели сами разобраться в происходящем, поучаствовать в строительстве социализма, а не быть просто исполнителями приказов. В.В. Кожинов писал, что любой, кто бы пришел к власти после смерти Сталина, должен был произвести либерализацию (вспомним, что амнистия заключенных лагерей была начата еще Берией, который всерьез рассчитывал на место наследника Сталина). Мы бы добавили к этому: «любой» также должен был произвести определенные реформы и в экономике, и в политике, и в военной сфере, и в идеологии. Машина сталинского государства была создана для мобилизационного прорыва, предполагала наличие внутренних и внешних врагов, требовала безмерного энтузиазма и самопожертвования. Но все эти породившие ее факторы уже ушли в прошлое. Нужно было сокращать численность армии. Нужно было ликвидировать правовую и материальную пропасть между городом и деревней. Нужно было переводить идеологию на мирные рельсы, ослабить цензуру, начать обсуждение загнанных вовнутрь проблем. Советское общество 1950-х было обречено на реформы. Другое дело, что эти реформы были проведены Хрущевым и его группировкой крайне топорно, бездарно, не решив поставленные задачи, а лишь усугубив кризис. Одно только очернение Сталина, обвинение его во всех издержках мобилизационного периода, нанесло такой удар советскому обществу, что оно так от него и не оправилось…
Востребованность реформ породила трансформацию центрального образа советской идеологии – образа Ленина. На смену Ленину – русскому патриоту приходит Ленин-реформатор, даже Ленин-демократ. Этот образ лепили в творческих мастерских шестидесятников – Вознесенского, Евтушенко, Рождественского. Демократичность, открытость Ленина для простых людей, по свидетельству специалистов, особо подчеркивается в образцах ленинианы 1960-х (например, в повести Казакевича «Синяя тетрадь»).
Это соответствовало духу эпохи. И духу преобразований, происходивших в СССР, и духу того, что происходило за его пределами. Ведь это вообще была эпоха революций – китайской, кубинской, латиноамериканских, африканских, азиатских. Обрели второе дыхание надежды на скорую мировую революцию, которые уже почти было отбросили в эпоху Сталина. Снова начались разговоры о близости коммунизма. Знаменитое хрущевское «уже нынешнее поколение будет жить при коммунизме» ведь по сути карикатура на ленинское заявление, брошенное молодым комсомольцам 1920-х: я, как представитель старшего поколения, уже не увижу коммунизма, а вы обязательно увидите.
Но продолжалось это недолго. Вслед за хрущевской либерализацией пришел брежневский застой, который, собственно, был реакцией на неудавшуюся (к счастью!) перестройку Хрущева. События 1980-1990-х показали, чем могли бы закончиться эксперименты шестидесятников. На рубеже 1970-х партийные прагматики решили подморозить СССР, чтоб он окончательно не рухнул в результате скороспелой «катастройки». Начинается новый консервативный период, и похожий, и непохожий на сталинизм. С одной стороны, происходит тихая ресталинизация: не отрицая хрущевской оценки репрессий 1937–1938 как «незаконных», власть воздает Сталину должное как руководителю победоносной армии и государства. Вводятся идеологические препоны совсем уж радикальным идеям и течениям (хотя ничего подобного сталинской борьбе с врагами не происходит: диссидентство существует на полулегальных основаниях, антисоветчики вместо Колымы оказываются на Западе, куда они и сами стремились; вообще, уровень притеснения инакомыслящих сравним с общеевропейским, где тогда также были запреты на профессии и «посадки» коммунистов). Происходит возращение к советской русской идее, свойственной для позднего сталинизма. Прекращаются и гонения на церковь, которые возобновил было «революционер» Хрущев. С другой стороны, это уже не воинствующий сталинский консерватизм. Брежневский консерватизм миролюбивый, он строится на желании сделать все, лишь бы избежать войны (понятный для населения страны, только что пережившей страшную войну). Ему чужд и позднесталинский дискурс угрозы Западу, и хрущевский дискурс мировой революции. Брежневский СССР сохраняет военную мощь, которой достаточно, чтоб остудить «горячие головы» западных «ястребов». Но стратегия ухода от конфронтации с Западом имеет не только военный, но и экономический аспект. Руководство брежневского СССР делает так, что Западу в лице его бизнес-элиты было невыгодно воевать с Советским Союзом и разрушать его. Достигается это за счет регулярной поставки в Европу нефти и газа по специально выстроенным для этого трубопроводам (которые до сих пор остаются основой экономики России), встраивания СССР в систему мировой экономики.
Итак, в 1970-х – начале 1980-х СССР – консервативное, умеренно авторитарное, но вполне миролюбивое государство, управляемое старцами, не желающими никаких изменений, революций и войн. Соответственно меняется и образ Ленина. Идеология СССР теперь не классовая война, а мирное сосуществование различных систем. Вождь революции, который в жизни был достаточно жестким, несентиментальным политиком, сохранившим юношескую энергию до зрелых лет, все больше предстает в пропаганде как добрый дедушка, окруженный детьми и наделяющий их разными дарами (что нашло выражение в растиражированном рассказе о елке в Сокольниках, который первоначально был лишь маленьким эпизодом в другой, совсем не благодушной истории о нападении бандитов на автомобиль с Лениным). В этой назойливой апологии «дедушки Ленина» слишком уж явно проскальзывает оправдание другого «дедушки» – бровастого, причмокивающего, любящего целоваться и награждать других и себя орденами, по иронии истории имеющего тоже отчество «Ильич». «Общество заслуживает того правителя, которого имеет», – писал Энгельс. И представляет себе идеального правителя на манер имеющегося, реального – добавим мы.
