Но вернемся к событиям на Трех горах. Как написал Лев Толстой, «фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую заметались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам».
История с воздушным шаром
В разговоре с князем Волконским Ростопчин сказал, что «сделан шар, которой полетит, на нем до 50-ти человек людей, и с него будут поражать неприятеля, а малым шаром делали уже и пробу». История с воздушным шаром заслуживает отдельного повествования, тем более что граф был активным сторонником применения его против французов.
В своей книге «Правда о пожаре Москвы» Ростопчин счел нужным оправдаться: «Пожар Москвы, не будучи никогда ни приготовленным, ни устроенным, зажигательные вещества Шмидта сами по себе уничтожаются. Этот человек, будто бы нашедший способ управлять воздушным шаром, занимался тогда устроением такового, и, следуя шарлатанству, просил о сохранении тайны на счет его работы. Между тем, уже слишком увеличили историю этого шара, дабы сделать из оной посмеяние для Русских; но простофили очень редки между ними, и никогда бы не могли уверить ни одного жителя Москвы, что этот Шмидт истребит Французскую армию посредством своего шара, подобного тому, которой Французы употребили во время Флерюссного сражения; и какую имели нужду устраивать фабрику зажигательных веществ? Солома и сено гораздо были бы способные для зажигателей, чем фейерверки, требующие предосторожности, и столь же трудные к сокрытию, как и к управлению для людей, совсем к тому непривыкших».
Но сначала смилостивимся над побежденными и дадим слово им самим, для которых этот шар и предназначался. Слухи среди французов ходили самые разные, например граф де Сегюр писал: «В то же время далеко от Москвы, по приказанию Александра и под руководством одного германского фейерверкера сооружали чудовищный воздушный шар. Этот громадный аэростат, снабженный крыльями, должен был парить над французской армией и, выбрав какого-нибудь командира, выбросить на него дождь из огня и железа. Сделано было несколько проб, и они потерпели неудачу, так как постоянно ломались пружины, приводящие в движение крылья».
[88]
А вот встречавшийся нам уже на страницах этой книги московский француз и театральный режиссер Арман Домерг сообщал: «Под руководством англичанина Смита, присланного из Петербурга, они делали ракеты, предназначенные для зажжения города на случай его занятия, но, чтобы обмануть публику на счет этих приготовлений, было объявлено, что приготовляется большой аэростат, который, по наполнении его горючими составами, будет пущен над неприятельской армией».
Воздушный корабль Леппиха. Из архива Собственной Его Величества канцелярии
Еще более радикальными оказались выводы специальной комиссии, занимавшейся расследованием причин московского пожара. Комиссия, которая, конечно, была французской, установила, что никакого шара под Москвой не строилось. Что русские лишь прикрывали этим свои истинные планы – подготовить все для сожжения Москвы: «Этот презренный Ростопчин велел приготовить такие зажигательные средства, распустив при этом слух, что приготовляется воздушный шар, с которого польется огненный дождь на французские войска и истребит их», – сообщал один из бюллетеней «Великой армии».
С немецкой педантичностью французы составили «Подробное описание разных вещей, найденных в одном из строений на даче Воронцова, близ Москвы, принадлежащих к воздушному шару или адской машине, которую Российское Правительство велело сделать какому-то Шмиту, англичанину без сомнения, но называемому себя Немецким уроженцем, имевшей служить будто бы для истребления Французской армии и ее аммуниций» от 12 сентября 1812 года среди вещей нашли «лодку, которая должна была быть подвешена к оному шару, но которая была сожжена днем прежде вступления Французских войск в Москву». И хотя лодка сгорела, французам как-то удалось измерить ее, они установили, что она «имела 60 стоп длины и 30 – ширины, в ней находится много остатков винтов, гаек, гвоздей, крючей, пружин и множество прочих железных снарядов всякого роду». А еще на пожарище нашли 180 бутылей купороса и следы пороха.
[89] Причем гипотетические предположения позволили оккупантам подсчитать и количество пороха – получилось аж семь бочек.
[90]
Аналогичным был вывод и судей, приговоривших 24 сентября москвичей-поджигателей к смерти: «Приготовление к построению великого шара, только выдумано для того, чтоб скрыть истину, ибо в оном селе Воронове ничем другим не занимались, кроме фейерверков».
[91]
А что же было на самом деле? Еще в марте 1812 года Александру I пришло письмо от тайного советника Д.М. Алопеуса, состоявшего при короле Вюртембергском. Алопеус предложил русскому царю приобрести уникальное изобретение – «управление аэростатического шара в конструкции воздушного корабля», способного вмещать «нужное число людей и снарядов для взорвания всех крепостей, для остановки и истребления величайших армий».
[92] Письмо пришло вовремя – Российская империя готовилась к войне с Наполеоном. Хорошим подспорьем в борьбе с неприятелем было бы использование достижений научно-технического прогресса в лице целой флотилии в составе полусотни воздушных кораблей, способных сбрасывать на вражеских солдат ящики с порохом, способные уничтожать врагов целыми эскадронами.
Вскоре границу России пересек изобретатель воздушного шара Франц Леппих, «родом немец, дослужившийся в британских войсках до капитанского чина и прилежный к механическим искусствам». Он приехал с паспортом на чужое имя – Генриха Шмидта, о котором и пишет Ростопчин. Переименование было вызвано необходимой секретностью. Шмидта-Леппиха отвезли в подмосковное имение Воронцово, снабдив его всем необходимым для достижения результата.
В конце мая 1812 года Ростопчин получил от императора следующее указание: «Теперь я обращаюсь к предмету, который вверяю вашей скромности, потому что в отношении к нему необходимо соблюдение безусловной тайны. Несколько времени тому назад ко мне был прислан очень искусный механик, сделавший открытие, которое может иметь весьма важные последствия… Я желал бы, чтобы Леппих не являлся в ваш дом и чтобы вы виделись с ним где-нибудь так, где это не было заметно».
