Во время своего смелого визита в захваченный французами Кремль 2 сентября 1812 года, Тутолмин был не один. Поскольку вражеский язык он знал неважно, с собою в качестве переводчика Иван Акинфиевич прихватил и весьма способного юношу – Петра Христиани, будущего декабриста, а тогда четырнадцатилетнего отрока, отец которого Х.Х. Христиани служил экономом и вместе с Тутолминым отважно защищал Воспитательный дом. Вообще же у него было три сына, и все они вместе с отцом вели себя смело и бесстрашно, за что впоследствии удостоились монаршей благодарности.
В своем донесении от и ноября 1812 года императрице Марии Федоровне Тутолмин хвалил Христиани: «Не могу… я умолчать о трудах бывших при мне в смутное время… нашего эконома Христиани двух сыновей… Франца и Петра Христиани».
[152]
Правда, другие источники утверждают, что во время визита в захваченный французами Кремль вместе с Тутолминым был не кто иной, как зодчий Д.И. Жилярди, служивший архитектором при Воспитательном доме.
[153] (Он, кстати, и выстроил здание Опекунского совета Воспитательного дома, в котором нынче находится президиум РАМН.)
Французы взяли Дом под защиту, намереваясь устроить в его помещениях госпиталь для своих солдат и офицеров. 4 сентября в Воспитательный дом с целью осмотра его покоев и приспособлени я их под лазарет пожаловал сам господин Лессепс, выполнявший обязанности московского гражданского губернатора. Выше Лессепса в учрежденной Наполеоном московской администрации был только новый губернатор, назначенный Наполеоном маршал Мортье.
Воспитательный дом, Москва. 1883 г.
Итак, первая опасность – разграбление Воспитательного дома – была Тутолминым предотвращена. Но вскоре возникла опасность иного рода – Воспитательный дом мог погибнуть в результате пожара. Вот что рассказывал один из подчиненных Тутолмину людей, решивший сохранить свое имя под инициалами П.Ф.:
«В сей же день с половины дня в окружности помянутого дома обнялась почти вся Москва ужасным пламенем, казалось, что даже само небо пылало огнем; ужасный шум необычайного вихря, свист, стон и крик погибающего скота казало взору моему представления света!
Душа моя совершенно колебалась между страхом и надеждою; напоследок слезы облегчили грусть мою, все сие должно было видеть, но описать слабое перо мое не в состоянии. В первом часу ночи огонь со всех сторон стал приближаться, искры рассыпались по всему двору и воздуху; дом сей несколько раз загорался и при всяком разе загасали его чиновники, остававшие тут, сами они носили воду и предохраняли от малейшей опасности, даже малые дети, которые не в состоянии были носить воды, затаптывали ногами падающие искры. Все сие приписать должно неусыпному старанию г-на Тутолмина, который все сии шесть недель был почти безотлучно на дворе.
Вдруг зачинается большая суматоха, объявляют, что должно выходить; первый предмет взору представляются кормилицы с несчастными детьми, шум, вой и плач их разрывали душу мою на части.
К четвертому часу утра тщанием г-на Тутолмина дом сей был почти в безопасности, народ, живущий в нем, стал сбираться в свои места… Ветер порывистый весь день продолжался, пожары местами сызнова оказывались. На другой день со двора было сойти ни на шаг, везде грабили так, что снимали даже рубашки.
Пятого числа, в четверток, пожары везде продолжались, как равно и грабежи, везде слышны были неистовые поступки французов, чинимые ими в наших церквах, как то: вводили в оные лошадей, разграбливали ризы, обдирали образа, ставили их вверх ногами, раскидывали по полу и жгли их в кострах…
Шестого числа, в пятницу, Бог даровал небольшой дождь, который пожарам отчасти препятствовал».
[154]
Воспитательный дом оказался буквально в огненной блокаде. И ведь что поразительно – здание выходило одной своей стороной на набережную Москва-реки, вода – рядом, вот она: бери сколько хочешь. Не было лишь пожарных труб, которые вывезли из Москвы по приказу Ростопчина.
В Воспитательном доме каким-то чудом сохранилось несколько пожарных труб, видимо, единственных на всю Москву. Но и их не хватало, и тогда Тутолмин мобилизовал всех, кого только было можно на тушение огня, даже малолетних воспитанников:
«4-го сентября при сильном ветре окружен был дом наш со всех сторон горящими строениями и ужасным пламенем. Барки частью пустые, частью наполненные пшеницею и другим хлебом, стоявшие в Москве-реке под самым домом нашим, объяты были пламенем, а также и мука, и хлеб, выгруженные на берег и положенные в большие яруса. Между тем приняты были, однако ж, все меры для спасения дома нашего от пожара. Лабазы, выстроенные на берегу и наполненные мукою и хлебом, подвержены были великой опасности».
[155]
Сам Иван Тутолмин принимал непосредственное участие в тушении пожара: «Окруженный со всех сторон пламенем, Воспитательный дом находился в большой опасности. Неоднократно загорались оконные рамы и косяки Дома, соседние заборы, и главный надзиратель со служащими гасили водой сыпавшиеся, как дождь, искры и тем самым спасли Воспитательный дом».
[156]
В борьбе с огненной стихией принимали участие уже упомянутые нами отец и сын Христиани, им удалось привести в порядок одну пожарную трубу:
«Мне с старшим сыном моим, одним из помощников моих, и другими добрыми людьми удалось потушить многие места, кои было загорелись. В это же время загорелся с одной стороны мост, находящийся при устье р. Яузы. Но как я туда уж и до сего отправил пожарную трубу, то и отстояли горящий мост с помощью многих посторонних людей, даже женщин и девок, кои с собственного движения стали носить воду. Ежели б сие не удалось, то достиг бы огонь дрова, лежавшие в множестве выше моста, и тогда бы невозможно было спасти с сей стороны большое наше окружное строение. Но пламя угрожало также сему строению со стороны улицы Солянки, куда мы все и бросились. Я с сыновьями и помощниками моими, а также и некоторые обыватели стали сламывать горящие заборы и деревянные домики и уносить дрова; без сей предосторожности огонь бы добрался до наших деревянных сараев, конюшней и погребов, и тогда бы невозможно было отстоять реченное большое строение. Но с помощью Всемогущего отвратили мы сие несчастие, в чем способствовал нам много расторопный и отважный наш пожарный начальник Бауермейстер, неоднократно подвергавшийся великой опасности».
[157]
