Но свои храмы они не только не грабили, но и не ходили в них. Вот, например, что пишет савойский дипломат Ж. де Местр: «В Москве ни один француз не появился в церкви за все шесть недель французского правления, за исключением (которое очень примечательно) пяти или шести офицеров, принадлежащих к старинным дворянским фамилиям Франции. Остальные, похоже, не имели ни малейшего представления о религии; некоторые, как мне передавали, спрашивали: «Что такое Бог? Что вы хотите сказать?»
[194]
Грабежи продолжались, несмотря на приказы французских командиров. Один из них был отдан начальником штаба Великой армии маршалом Бертье и развешан по Москве, а чтобы его могли прочитать и москвичи – еще и переведен на русский язык:
«Не взирая на данные повеления чтоб прекратить грабеж, однако оный в некоторых частях города продолжается; почему и приказывается Господам Маршалам, Главным Командирам армейских корпусов, чтоб солдат держать в пределах частей их квартирования. Именно запрещается позволять какому бы ни было Офицеру или солдату приходить в город в отрядах или поодиночке, чтоб отыскивать муку, кожи и прочие вещи.
Император приказал Генеральной Администрации составить магазины изо всего, что может быть оставлено в городе жителями, которые бежали и бросили свое имение; Его намерение есть употребить, что найдено будет на регулярные раздачи для армии…
Господин Губернатор Маршал дюк де Тревиз прикажет караульным на заставах, разным постам и патрулям в городе арестовать тех, кто будут нести или переносить припасы, не происходящие от регулярных раздачей…
Господа Маршалы сделают все распоряжения, которые от них зависеть будут, чтоб защищать крестьян, которые будут вести припасы и фураж в Москву…
Солдаты, которые будут взяты под караул и которым будет доказано, что продолжали грабеж, будут преданы, считая от завтрашнего дни, то есть, от 18/30 сентября, воинским комиссиям, и будут суждены по строгости законов».
Те же, кто не участвовал в грабежах, проводили время в экскурсиях: «Я воспользовался случаем, чтобы подробно осмотреть достопримечательности Кремля, пока несколько полков были заняты на смотру, я посетил собор св. архангела Михаила, усыпальницу русских царей. В эту самую церковь, в первые дни по прибытии нашем в Москву, забрались солдаты гвардии 1-го егерского полка, поставленные пикетом в Кремле, думая найти там несметные сокровища, но, обойдя обширные склепы, никак сокровищ не нашли, а видели только каменные гробы, накрытые бархатными покровами с надписями на серебряных дощечках. Там они застали также несколько городских жителей, приютившихся под покровительство мертвецов, надеясь найти здесь безопасность. Между ними находилась молодая красивая девушка, принадлежавшая к одной из самых знатных семей Москвы; она имела безумие привязаться к одному высшему офицеру армии и еще большее безумие последовать за ним в это убежище. Как и многие другие, она погибла от холода, голода и нужды», – сообщал Бургонь.
Октябрь: последние дни французов в Первопрестольной
Как отметит Александр I в своем «Манифесте об изъявлении Российскому народу благодарности за спасение Отечества от 3 ноября 1812 года», «после всех тщетных покушений [Наполеон], видя многочисленные войска свои повсюду побитые и сокрушенные, с малыми остатками оных ищет личного спасения своего в быстроте стоп своих: бежит от Москвы с таким уничижением и страхом, с каким тщеславием и гордостью приближался к ней. Бежит оставляя пушки, бросая обозы, подрывая снаряды свои и предавая в жертву все то, что за скорыми пятами его последовать не успевает.
Тысячи бегущих ежедневно валятся и погибают».
[195]
6 октября, в день, когда под Тарутиным русская армия одержала первую после Бородина победу, французские войска начали оставлять Москву. Последние дни оккупантов в Москве были окрашены в исключительно блеклые тона.
Голод и холод выгоняли наполеоновских вояк из Первопрестольной.
Аптекарь Иван Нордберг, «верный подданный из Финляндцев» и коллежский советник, сообщал: «Рекогносцировал я положение неприятеля внутри и вне города, поелику то сделать можно без подозрения и опасности. Собственное исследование мое и подтверждение некоторых умных и благорасположенных к нам Агличан утвердило заключение мое, что гарнизон неприятельский едва ли составляет 15 000 человек мерзкого войска, питавшегося сперва грабежом остатков после пожара, а ныне подаянием милостыни. Заставы по всем дорогам предохранены весьма слабыми пикетами. Полки артиллерии, состоящей по большей части из осадных пушек, расположены по всем заставам, в отдаленности от бивак, ближе к городу. Число всех орудий неприятельских простираться может до 300».
На вид некогда непобедимой армии говорил сам за себя: «Все улицы были пусты от грабителей. Перед обедней шел полк вольтижеров, состоящий из 300 человек, кои были в туфлях, лаптях, за ними следовал лазарет на 30 повозок… Лошади и люди неприятельские заморены до бесконечности, ибо в Москве взять было нечего…»
Но еще более тяжелые последствия остались на душе у французов, многие из них говорили: «Мы со стыдом оставляем Москву».
Напоследок Наполеон, рассерженный уже не только на одного Ростопчина с его поджигателями, но и на Александра, от которого он так и не дождался перемирия, и на весь русский народ («Где это видано, чтобы народ сжег свою древнюю столицу?»), решил дожечь Москву и взорвать Кремль. Москвичи заметили, что из Кремля стали непрестанно вывозить большое количество земли, а на освободившееся место привозят порох.
В Москве 10/22 сентября 1812 г. Худ. А. Адам. 1833 г.
И сразу же стало ясна участь древней русской крепости. Наполеон распорядился, чтобы вся операция по подготовке взрыва Кремля проходила максимально тайно, для чего к ней были допущены только французы, не доверяли даже немцам и полякам.
Но и эти французы не оправдали ожидания злопамятного императора: «Действие мин не соответствовало ожиданиям Наполеона, во-первых, потому что число минеров было крайне ограничено, а солдаты, назначенные им в помощь, были весьма малоопытны в такого рода работах; во-вторых, что оставалось слишком мало времени для того, чтобы отчетливо отделать все мины; в-третьих, что московский губернатор, маршал Мортье, отпустил для заряда мин старый и дурного качества порох», – писал Шмидт.
И хотя часть кремлевских башен пострадала, замысел Наполеона воплощен не был. Помешали опять же природные условия – начавшийся в ночь с 10 на 11 октября дождь, погасивший фитили, а также сами москвичи и подоспевшие казаки из отряда генерал-майора И.Д. Иловайского, переловившие в Кремле последних французов.
