– Так ведь…, – я хотел напомнить Директору, что у меня этих наград, полный чемодан. А вот звание давно пора повышать.
– Работайте, Сергеев. Да поможет вам наш двуглавый российский орел.
И отключился.
– Спецмашина! Срочно ответить командиру! – после разговора с начальством всегда, почему-то, работается веселее, – Есть свежие сведения о местонахождении второго номера? Я тут что, один должен ковыряться?
– Второй номер продолжает восхождение. В данный момент возможен визуальный контакт. Желаете пообщаться?
Еще бы я не желал. Там люди того и гляди, концы отдадут, а американец, нет, чтобы поработать немного, занимается запрещенным промыслом. И все мало, мало.
В надвинутом на глаз экране всплыло потное лицо Боба. За его спиной маячили старушки из зеленого патруля с полными сумками добычи. И как он их уговаривает?
– Привет, командир, давно не виделись, – Боб светился от счастья, – Как там наши ваши дела?
– Наши нормально. А вот ваши дела, второй номер, не очень. Увольняют тебя, Боб. И российского гражданства лишают. На всю оставшуюся жизнь.
Какое это блаженство, знать, что не ты один несчастен в это прекрасное солнечное утро.
– Ты… шутишь, командир? – но еще лучше один раз увидеть, чем сто раз узнать, – Но как же мой послужной список? Как моя ред-карта? Как же наша дружба, командир?
– Да нет, не шучу, – ответил я, ковыряясь много насадочной отверткой в панели управления лифта. Красиво сыпались искры, и нос трепетал от горелого запаха проводки, – Только что говорил с Директором. Он поинтересовался, где второй номер моего экипажа? Я сказал правду. Ну и началось. Я заступался, как мог. Увы. Директор заявил, что через пять минут свяжется снова, и если в это время второй части моей команды не окажется на месте….
Боб мгновенно исчез с экрана.
– Боб? Ты куда пропал?
– Командор! Наблюдаю быстро движущийся в нашу сторону объект. Скорость более сорока километров. Если вы не предпримите никаких мер, то столкновение произойдет через две минуты.
На грохот, который издавал приближающийся объект, а им, как все уже догадались, был второй номер, из дверей вновь повылезали любопытные налогоплательщики. Наличие в зоне столкновения посторонних могло привести к непоправимым последствиям. Ладно бы только разрушения! Стремительно спускающийся по лестничным пролетам американец смерти подобен. А жертвы нам, спасателям, не нужны. Они нам противопоказаны.
Договариваться по хорошему с налогоплательщиками времени не оставалось. Выхватив из инструментального ящика охапку пластырей от синяков и ушибов, я, не без помощи командирского голоса, разумеется, растолкал всех обратно по уютным крупногабаритным квартирам. Огромную помощь в этом деле оказали американские матерные воззвания, которые я втайне от янкеля аккуратно записывал в личный электронный блокнот и штудировал по вечерам.
– Фазе, мазе, лав ю бразе, – с искаженным от переживания за здоровье жильцов лицом носился я от одной двери к другой, вежливо умоляя налогоплательщиков спрятаться от возможных разрушений. Стометровки между дверями давались с каждым разом все труднее и труднее, но я знал, что кроме меня сейчас никто не способен помочь этим несчастным.
Жильцы, испуганные не, сколько выражением лица спасателя, сколько грязными ругательствами, хватали детишек под мышки и, не забыв вырвать из моих рук пачку дармовых пластырей, прятались в квартирных убежищах.
Когда второй номер, чтоб его американца, вихрем скатился на площадку второго этажа, я усталый, но довольный от физических нагрузок, сидел на ступеньках и курил, не обращая внимания на антидымную сирену.
– …, – Боб взволновано махал у меня перед лицом руками, не в силах с ходу перекричать сирену.
– Милашка! Успокой гудок. Уши режет, – сирена мгновенно смолкла, – А-а! Кто к нам пришел? Роберт Клинроуз! Американский иммигрант, решивший отдать все силы и душу в борьбе за спокойствие России? А где баулы с подаяниями?
– Нету, командир, – нагло соврал второй номер, хотя Милашка мне давно доложила, что Боб отправил с почты, расположенной на самом последнем уровне, по неизвестному адресу и на неизвестное имя три контейнера. След посылки терялся в Швейцарии, и я был более чем уверен, что никто и никогда не найдет этих контейнеров. Как, впрочем, и многого чего другого, – А где Директор?
– Я за него, – честно доложил я неправду, – Весь, вот, в трудных размышлениях. Да ты присаживайся. В американских ногах правды нет. Это еще с двадцатого века известно. Что скажешь, второй номер. Сразу пойдешь таможне сдаваться, или искупишь свою вину непосильным, но вольным американским трудом?
Боб застучал себя в грудь кулаками и начал впаивать мне о трудностях жизни, о голодном детстве, об игрушках Микки-маусах и о политических репрессиях, которым он, янкель, подвергнется на родине. В завершение монолога второй номер, слегка коверкая русскую речь вместе с орфографией и пунктуацией, выдал трепетную концовку,
– На благо всего мира, я хочу героическим трудом доказать в это прекрасное майское утро, наш я, российский. Хоть и с американским прошлым. Но, с кем не бывает?
Действительно, с кем не бывает? Раскаявшийся, даже если он американец по происхождению, заслуживает прощения.
– Значит, говоришь, мир-труд-май?! Меня ты убедил. Но хотелось бы выслушать остальных членов нашего дружного коллектива. Милашка, растолкай Герасима. Только осторожней, не испугай.
Герасим появился свеженький, как ясно солнышко. Будто не спал. Но злой и недовольный, словно кто-то ему мешал прилечь и выспаться. Оказывается, третий номер за последние три часа, пока я парился в подъезде, не сомкнул и глаза. Пингвин, которого спецмашина приспособила проверять пропуска, ушел своим ходом в центр к родному Директору. А может и на Южный полюс. И Милашка не придумала ничего лучшего, как самостоятельно разбудить Герасима и сунуть ему в руку железную пику для пропусков.
Десять минут, специально засекал, я выслушивал от Герасима нравоучительные речи о недопустимости срыва распорядка дня у третьих номеров. Даже самого в сон потянуло.
– Мм, – закруглился Гера пожеланием впредь так не поступать. После чего заметил топтавшегося рядом Боба с испуганным лицом и раскуроченную до неузнаваемости панель управления лифтовыми дверьми. Там уже ничего не искрило. Да и гореть тоже было нечему, – Мм?
Герасим уже был в курсе наших неприятностей и теперь интересовался, можно ли прилечь на диванчик, которые его цепкий взгляд заметил в углу площадки.
– Не время спать, дорогой товарищ, – я обычно стараюсь с Герасимом вежливо разговаривать. Он от этого спит лучше, – Надо что-то с американцем решать. Да и с застрявшими тоже было бы неплохо.
Что мне нравится в третьем номере, так это умение быстро перестроить организм в рабочий режим. Никаких зевков, никаких потягиваний. Только шевеление мозгами.
