Она ответила: «Я чувствую обиду, и еще – словно я в ловушке. Как будто меня заперли и душат, а потом мне становится стыдно за такие чувства. В конце концов, я хотела иметь детей, и это не их вина, что они имеют потребности. Они не виноваты, что не могут вызвать у меня такие же эмоции, как внешний мир».
Я попросила Сильвию осознать свои чувства, внимательно к ним отнестись и не пытаться игнорировать. «О чем напоминают вам эти чувства, Сильвия? Насколько они вам знакомы – это ощущение ловушки или недостатка воздуха?»
Сильвия подумала немного, а потом ответила: «Мне знакомы эти чувства. Словно я – ребенок, который больше всего хочет танцевать и творить. Но мне не позволяют этого делать. В моей семье занятия танцами даже не обсуждались, а уроки я готовила бесконечно долго: у меня было такое живое воображение, что мне не хотелось заниматься скучными вещами. Я чувствовала себя… да, в ловушке».
Благодаря анализу собственных чувств Сильвия открыла в себе глубокую печаль, испытанную в детстве. Ее воспитывали родители, которые пытались переделать дочь. У них были самые лучшие намерения – первое поколение иммигрантов, они пошли на колоссальные жертвы, чтобы растить детей в стране, где открывались такие возможности для образования и финансового благополучия, о коих они могли только мечтать. Но у Сильвии было сильно развито правое, творческое полушарие мозга, и она страстно желала выразить себя в искусстве. Как любой ребенок, она нуждалась в признании, заботе и ласке своих родителей. Ей было необходимо знать, что они восхищаются ею – такой, какая она есть.
«Молодые люди глубоко страдают, если чувствуют, что разочаровывают тех, кого любят больше всего, – сказала я Сильвии, – как будто вам говорят, что у вас плохие ноги, потому что они седьмого размера, а предполагается носить шестой номер обуви.
Подобная рана – стремление свободно выразить свои уникальные качества и интересы и невозможность это сделать – может порождать фрустрацию, которую вы сейчас испытываете по отношению к детям. Чтобы каждый день заботиться о них, вы должны глубоко задвинуть свои интересы. Вполне понятно, что вы обижаетесь. Это на самом деле большая жертва – отказаться от вещей, которые доставляют вам радость, дают ощущение жизни, но одновременно выполнять обыденные обязанности матери».
Следующие несколько недель я старалась помочь Сильвии получше разобраться со своими неразрешенными проблемами из детства, когда ее принуждали быть тем человеком, которым она не являлась. Я помогла ей признать эти чувства и оставить им место, осознать физические ощущения, связанные с ними – тяжесть, напряжение, дрожь, но не фиксироваться на них и не углубляться в их мысленный пересказ.
Перебирая свои печальные чувства, Сильвия сохраняла спокойствие, поэтому болезненные эмоции постепенно потеряли интенсивность. Женщина была удивлена: позволив себе пережить ощущения, лежащие в основе ее сопротивления и обиды, она смогла двигаться дальше и заменить их добротой и любовью – к себе и своим детям. Когда произошло это преображение, Сильвия смягчилась. И даже ее поведение стало более свободным.
Через несколько недель после начала нашей работы Сильвия поделилась со мной своими мыслями: «Я точно не знаю, как это произошло, но я обнаружила, что теперь отношусь к детям с большим терпением и чаще получаю удовольствие от общения с ними. Мне уже не так интересно выходить в Интернет, чтобы проверить, как там “реальный мир”. Меня больше занимает все, что происходит с моими детьми. Это просто удивительно: я не скрывала своего сопротивления и освободилась от него!»
Когда раздражение порождает раздражение
Временами меня поражает, как быстро подавленные, неразрешенные чувства моего клиента выплывают на поверхность – если только он готов встретиться с ними. У Сесилии были пятилетняя дочь и полуторагодовалый сын. Моя клиентка описывала себя как мягкосердечную и тихую женщину. Она записалась на сеансы по телефону, потому что не могла справиться с яростью, которую вызывали у нее вспышки раздражения дочери. «Когда я была ребенком, мне не позволяли злиться. Я хочу, чтобы моя дочь знала: она имеет право выражать свое огорчение, но я от этого прихожу в бешенство».
Я спросила, чувствует ли Сесилия (где-то в глубине души), что ее дочь нарушает правило: дети не должны злиться? И именно это выводит ее из себя? Я предположила, что Сесилию раздражает, когда дочь выражает те чувства, которые она сама в детстве была вынуждена подавлять, и она со мной согласилась. Ей было очень нелегко использовать двойные стандарты: она хотела, чтобы дочь свободно выражала свое неудовольствие – то ощущение, которое саму Сесилию вынуждали подавлять.
Я предложила Сесилии просто понаблюдать за своими чувствами: позволить им просто быть, но не осуждать. «Где, в какой части своего тела вы их ощущаете? Опишите мне их».
«Это словно паника. Я чувствую тяжесть в животе, и мои ноги словно сами двигаются – как будто стремятся ускорить события. Кажется, что я хочу убежать». Сесилия сказала, что ее лицо напрягается, словно она пытается сосредоточиться, повлиять на ситуацию.
Я посоветовала ей: «Не пытайтесь анализировать свое состояние. Просто смотрите, что происходит и что еще вы испытываете: печаль, страх, сильное желание». Сесилия тут же ответила: «Да, это печаль. И сильное желание…» Она заплакала. Я чувствовала глубину ее горя, что бы его ни спровоцировало.
В основном я молчала, только редкими словами показывая Сесилии, что внимательно ее слушаю. Ей нужно было выговориться, и я старалась не мешать.
Сесилия описала свое сильное желание как черную дыру. «Я чувствую, что она тут, но такая большая, что не могу дотянуться до нее. Я знаю, что не могу… сделать то, что она хочет». Когда Сесилия была ребенком, ей не позволяли плакать или выражать свои желания. И хотя ее родители и братья обычно запросто демонстрировали свое раздражение, ей было это запрещено. «Меня шлепали или ставили в угол до тех пор, пока я снова не становилась хорошей девочкой. Я оставалась в углу сколько могла, кипя от злости, но пытаясь подавить ее. Девочки должны быть милыми и не доставлять никаких проблем».
«Вы поступаете мужественно, признавая свое горе и позволяя ему существовать. Вы молодец». Когда Сесилия перестала рыдать, она сказала мне, что почти никогда не плачет. Она явно очень удивилась, как быстро эти старые чувства всплыли на поверхность, едва для них было освобождено место.
Во время последующих сеансов я объяснила ей, что, разрешая этим чувствам существовать, Сесилия приносит пользу не только себе. И ее дочери будет лучше. «Раздражение – это всего лишь внешние проявления обиды. Когда ваше горе получит право голоса, то вы увидите, что меньше злитесь на свою дочь».
Встав на этот путь, сказала я Сесилии, она к тому же поможет дочери пережить печаль, расстройство и разочарование, не раздражаясь и не впадая в ярость.
Когда мы встретились в следующий раз, Сесилия рассказала, что перед ней открылся новый мир – в результате всего лишь этого единственного действия. Она сказала, что и представить себе не могла, насколько станет спокойнее. «Даже мой муж заметил, как спокойно я теперь разговариваю». Но пока еще было очень трудно сказать дочери «нет», и Сесилию все еще расстраивали дерзкие ответы ребенка. Мы обсуждали, откуда пришел тот ужас, который она испытывает. Я попросила ее несколько раз вслух произнести слово «нет»: не как просьбу, но как утверждение.
