Чтобы оставаться в роли Капитана, вы должны спокойно, без колебаний устанавливать ограничения. Тогда ваши методы воспитания будут доброжелательными, последовательными и уверенными.
Устанавливаем ограничения
Ко мне как к психологу-консультанту часто приходят супруги с самыми лучшими намерениями: они хотят избежать ошибок своих собственных родителей. Однако и они признаются, что, когда дело доходит до решения проблем, у них начисто пропадает уверенность в себе. «Ничего, если я разрешаю своему четырнадцатилетнему сыну пробовать марихуану? Все его друзья уже попробовали». «Я пытался отменить подписку своего сына на онлайн-игру World of Warcraft, но он пришел в такое бешенство, что пробил дырку в стене!» «Когда мы идем в кафе, мои дети становятся маленькими террористами, если только я не отдаю им свой телефон. Следует ли мне сдаться, чтобы сохранить мир?» Неуверенность в себе и боязнь установить свой авторитет – и родители демонстрируют детям, что не знают своего места, точнее, они боятся занять это место из опасения расстроить детей.
Интересно, что те же самые дети, которые немедленно взрываются, если им перечить, почти всегда страстно желают хороших отношений с родителями и ждут, чтобы они создали хотя бы подобие порядка. Если я работаю с такими детьми наедине, все они говорят, как хотели бы иметь более сильных родителей. И они демонстрируют это в других ситуациях, реагируя положительно, если кто-то устанавливает границы в сочетании с глубокой, надежной привязанностью. Генри был одним из них.
Выковываем хорошие отношения
Генри было одиннадцать, когда Бредли и Мелисса привели его ко мне. Мальчик зашел в мой кабинет, сел нога на ногу, не выпуская из рук электронную игру (это было несколько лет назад) и демонстрируя свое отношение. Родители смиренно попросили его убрать устройство и поздороваться со мной, но он только глянул на них и продолжал играть. Когда мы с родителями Генри остались одни, они признали, что совершенно не могут справиться со своим сыном. Воспитанный отцом, который считал, что с мальчиками нужно быть жестким, Генри научился с детского возраста подавлять нежные чувства и потерял способность чувствовать такие эмоции, как страх, печаль и обида, его репертуар ограничивался фрустрацией и злостью. Мальчик вырос крупным и мог ответить силой на силу, если его провоцировали. Родители были от него в ужасе.
Но встретившись с Генри один на один, я обнаружила, что это мягкий и тихий мальчик, однако лишенный в жизни какого-либо фундамента. Казалось, он парит над землей и не привык контактировать с заботливыми взрослыми, которые ничего бы от него не хотели. Большинство его взаимодействий с ними ограничивалось принуждением к чему-то, что он не хотел делать.
Сначала я с интересом изучала, что представляет собой Генри. Когда мы разговаривали, он нерешительно раскрывался и рассказывал мне о том, как он любит рисовать и мечтает создавать видеоигры. Когда я заметила, что он делит свое внимание между нашей беседой и видеоигрой, я попросила Генри, очень доброжелательно, дать мне на нее посмотреть. Я объяснила: мне кажется, что это устройство слишком крепко привязало его к себе. Электронная игра перекочевала на полку в моем кабинете, где пролежала много месяцев. Удивительно, но мальчик на это согласился.
Мы с Генри начали выковывать хорошие отношения. Я постоянно демонстрировала свою доброжелательность и интерес, а Генри постепенно уверился, что нашел во мне союзника. Я обнаружила, что с его родителями работать было гораздо труднее. Мелисса и Бредли сопротивлялись и не хотели применять методы, о которых мы говорили на сеансах – «пришвартовываться» к Генри, а не «докапываться» до него. Снова и снова они использовали логику, взятки или угрозы, чтобы заставить мальчика слушаться. Они явно считали, что раз заплатили мне, то я должна исправить их сына – сделать так, чтобы он всегда слушался. А надо-то было улучшить отношения с ребенком.
Однажды вечером у меня зазвонил телефон. Это был Бредли. В смущении он позвонил мне с парковки около торгового центра. Генри устроил колоссальную истерику в ресторане и убежал на парковку, где спрятался от родителей. Бредли и Мелисса безуспешно пытались загнать его в машину, чтобы вернуться домой. Бредли буквально умолял меня: «Не могли бы вы поговорить с Генри? Убедить его сесть в машину?»
Это была необычная просьба, но я согласилась. Я не знала точно, что делать. Но Бредли подошел к мальчику и сказал, что Сьюзен хочет с ним поговорить. Генри сразу же взял телефон. Я просто сказала: «Дорогой, пора идти в машину».
«Хорошо».
И все. Он вернул телефон отцу и сел в машину.
Что я сделала такого, с чем не справились его родители? Какую силу применила к мальчику, чтобы он согласился? Никакую. Но я создала с ним хорошие отношения – Генри знал, что он мне нравится, я его уважаю и мне с ним интересно. И я законным образом встала на место Капитана. Мне не нужно было, чтобы мальчик поддерживал во мне чувство значимости. И доказала, что искренне заботилась о нем. Генри понимал, что я на его стороне.
Как мне удалось этого добиться? Слушала Генри с полным вниманием, принимала его таким, какой он есть. Он знал, что я нахожу его забавным и интересным. Знал, что у меня нет скрытых мотивов: мне от него ничего не нужно. Поэтому он согласился выполнить эту просьбу. Мы всегда склонны слушать человека, к которому хорошо относимся.
К сожалению, Генри привлекал внимание родителей либо когда они пытались убедить его в чем-то (чего он не хотел делать – уроки, душ перед сном, ужинать) или старались прекратить его нежелательные действия (играть в видеоигры или нежиться в кровати по утрам). Родители очень редко находили для него время и не могли узнать, что за человек их сын – не потому, что они не любили его, но, как и многие другие родители, были погружены в заботы и требования деловой жизни. Генри не чувствовал преданной любви со стороны родителей и ничего не мог сделать, чтобы им «понравиться». У родителей не было ни малейшего желания поладить с Генри, им приходилось подкупать или угрожать, чтобы заручиться согласием сына.
Разбираемся с проблемами прошлого
Помните Энджи и Эрика, о которых я рассказывала во введении? Я описывала, как воспитание ребенка со сложным характером столкнулось с «райской» картинкой, которую они себе нарисовали. Мы начали работать, когда их сыну Чарли было четыре с половиной года. Они обратились ко мне, потому что ему грозило отчисление из подготовительной группы за агрессивное поведение. Кроме того, Энджи и Эрик больше просто не могли находиться дома, где мальчик постоянно устраивал истерики и устанавливал свои порядки.
Я начала изучать внутренний конфликт Энджи и Эрика, связанный с установлением ограничений. Они оба не совсем представляли себе, как, когда и где установить границу между собой и маленьким Чарли. У Эрика это стало из-за детства, проведенного с очень строгими родителями, которые контролировали каждое его движение. Он твердо решил обеспечить своим детям свободу выбора, но теперь не мог дать четких указаний своему собственному сыну.
Мы обсудили, как можно вообще подавить ребенка. «Эрик, я вижу, как страстно вы желаете увидеть у своих детей проявление собственной воли и свободного выражения своих желаний». Он кивнул, соглашаясь. Я спросила, что он испытывал в своем детстве, и Эрик рассказал, как родители диктовали ему буквально каждое действие. «Если они хотели, чтобы я брал уроки игры на фортепиано, то я их брал – и занимался каждый день. Мне не нравилось фортепиано, но это не имело значения. Это был путь воспитания, который выбрали родители, даже не путь, а шоссе. То же самое было с одеждой, которую я носил, телепрограммами, занятиями спортом – у меня не было ни малейшей возможности отстоять свои желания. Я чувствовал себя слабым и бессильным и решил никогда не применять подобных методов воспитания к своим детям». Это довольно разумно, ведь Эрик понимал, что дети – отдельные, уникальные личности, не предназначенные для осуществления его нереализованных мечтаний.
