Восточный мужчина продолжал наблюдать за ними, и только тут Евгения увидела, что в руках он держит ружье. Операция проходила в буквальном смысле под прицелом.
— Все! — Архипов откинулся от стола и с улыбкой произнес: — Все, что могу. Теперь больному нужен покой. Если он не скончается от кровопотери, то выживет.
Мужчина с ружьем, сидевший в углу, хотел было привстать, но не успел. Евгения не поняла, в какой момент Архипов дернул на себя ружье и ударил их надсмотрщика кулакам в лицо. Мужчина осел на пол, а Герман, подхватив оружие и развернувшись, ударил прикладом Антона. Евгении казалось, что она смотрит в кинотеатре боевик.
— Свяжи их! — отрывисто приказал Герман.
А она не могла оторвать взгляда от его рук. Что же с ней происходит? Какой сериал снимают сейчас и что Евгения Шумская тут делает?
Она выполняла команды Архипова молча, крепко привязывая руки двух мужчин к ножкам стола, который еще несколько минут назад был операционным столом.
— Теперь бежим! — Герман схватил ее за руку, помог выбраться через открытое кухонное окно, и они побежали прочь от страшного дома.
Глава 25
Приключения в чужих коридорах
На шестом этаже царила тишина. Но какая-то тревожная, напряженная. Совершенно пустой безжизненный коридор, словно больные с врачами вымерли.
— А вдоль дороги мертвые с косами стоят, — пошутил Игнат.
— Очень смешно, — фыркнула Юлька.
— И что мы забыли на шестом этаже?
— Пока не знаю. Мне нужно оглядеться.
Как там в ее любимом фильме про барона Мюнхгаузена: «Все шутите?» — «Давно бросил. Врачи запрещают». — «С каких это пор вы стали ходить по врачам?» — «Сразу после смерти».
Конечно, то, чем занимается Юля Сорнева, и есть журналистское расследование, только нет у нее четкого плана, который требует главред Заурский. Это старейший их газетчик Попов все делает основательно, у него заранее даже заголовок статьи имеется, броский, плакатный и обязательно коллаж с панорамами. Это, по его мнению, должно подчеркнуть сенсационный характер публикации.
Но никакой журналист из газеты, кроме нее, не сует нос во все криминальные дела. Если на горизонте вдруг появляется проблемная редакционная тема, то она каким-то волшебным образом перескакивает сразу к Юле Сорневой, пускает корни, и Юля вынуждена ею заниматься с одобрения и поддержки главреда.
Ну вот, например, почему именно ей на горячую линию позвонила незнакомка с сообщением о предстоящем убийстве Архипова? Ну что она сделала этой тетке?! С другой стороны, кому, как не ей, принять этот звонок? Кто-то свыше распорядился правильно, потому что Юля давно знает Германа Николаевича. И пропал Архипов вместе с Шумской, а именно Юля договаривалась о том, что он придет к Евгении Олеговне на встречу со студентами. Заявление о пропаже человека в полиции пока не принимают, но негласный поиск Архипова начался. Юля тоже не успокоится и завтра будет обсуждать с Заурским, что же делать: тревожить читателей информацией об исчезновении Архипова или подождать еще день-другой? Может, и правда летом от палящего зноя мозги работают совершенно по-другому и с Архиповым могла случиться оказия: уехал в командировку, не предупредив. А Шумская у мамы, в деревне, как и планировала. Только у Юли на сердце неспокойно. Любимый главред уверяет, что у нее все проблемы, особенно личные, «от ума», и периодически ей выговаривает:
— Надо быть проще, Юлечка. У тебя на расстоянии чувствуется аура интеллекта, мыслительных способностей, ответственности, силы духа, логики поступков. Мужчины сторонятся умных женщин.
Под личными проблемами Егор Петрович понимал отсутствие у нее штампа в паспорте и любимого человека рядом. Ей даже не хотелось отвечать на его колкости, потому что и так все понятно.
— Егор Петрович, да, я знаю, что дурочкам живется легче. Я не путаю личную жизнь с работой, но я не умею раздваиваться и лицемерить.
— Почему раздваиваться? — не понял Заурский.
— Да потому, что на работе я вам нужна как умная, как профессиональная, с той самой логикой поступков. А если бы я была дурой, вы, Егор Петрович, меня бы в газете не держали. Я бы сидела дома и караулила поводок.
— Какой поводок, Сорнева?
— Тот самый, который у каждого мужа на шее.
— Девочка, тебе не хватает компромиссов. Мир состоит не только из черных и белых красок, он цветной, как радуга. Тебе не хватает терпения.
— Егор Петрович, дорогой, я не могу притворяться глупее, чем я есть. Я вообще не собираюсь врать и притворяться.
— Значит, ты никогда не выйдешь замуж.
— Я замужем за нашей газетой. Я замужем за работой. Мне этого вполне хватает.
Разговоры эти были бессмысленные и бесполезные, после них Юля чувствовала себя эмоционально опустошенной. Мелкие уколы словно отгрызали по кусочку от ее «я», и, конечно, если бы рядом был человек, на плечо которого можно опереться, настроение у нее было бы другое.
Но все-таки она нашла выход: вся энергия, все свободное время отдаются работе. К сожалению, она не такой системный человек, как ее старший коллега, журналист Попов, поэтому многое в ее расследовании основано на интуиции, а нужны факты и только факты. Она и пришла сюда, чтобы эти факты найти. Поэтому и потащилась на вечеринку в отделении травмы, и несет ее на шестой этаж в отделение пульмонологии тоже за фактами, может быть, крошечными и незначительными, но очень важными. Она будет искать их в кабинетах и коридорах больницы, в разговорах пациентов и медперсонала, и только, может быть, за один факт можно будет ухватиться.
Кстати, она шапочно знакома с заведующей отделением — Розой Викторовной Ерашовой, по мнению Архипова, хорошим торакальным хирургом, который диагностирует патологии и успешно проводит операции на легких. В прошлом году аккурат перед Восьмым марта Юля брала у нее интервью. Надо будет его перечитать и посмотреть свои записи. Юля помнила только ощущения, героиня держалась отстраненно, холодно, особенно когда она пыталась «поковыряться» в женской теме, а это было важно накануне праздника.
Что теперь Юля делает в отделении? Да не одна, а с Игнатом, который еще хромает после операции. Здесь нет вечеринки, Ирины Сажиной, а покойник Окуневский ходил в отделение для консультации больных. И нет на этом безмолвном шестом этаже спрятанной тайны убийства доктора Окуневского. Надо уходить.
— Тихо, — Игнат приложил палец к губам. Где-то скрипнула дверь.
Игнат и Юля вернулись на площадку к лифту, с которой просматривалось то, что делается в коридоре. Они говорили шепотом, потому что такую тишину нарушать было нельзя.
— Ты мне можешь объяснить, чего мы сюда приперлись, любимая?
— Я на работе, а ты за мной увязался, — ей не хотелось сразу признаваться Игнату, что они пришли сюда зря, еще поднимет ее на смех да поделится с Вадиком.
