– Не, – мотнул головой дядя Леша. – Ты мне стержень поищи, да я пойду. Делов полно…
– Делов, делов… деловой… – почти обиделся дядя Коля. – И не стыдно тебе, Леш, ей-богу? За восемь километров шел, чтобы, значит, стержень взять, и всё, да?
Дядя Леша терпеливо молчал.
– Да ты хоть погляди, как люди-то теперь живут, чёрт длинный! – стыдил дядя Коля друга. – Сидишь там у себя, как этот… Разувайся давай!
Это была обычная наша квартира с линолеумными полами, с коврами на стенах, заставленная и увешанная предметами яркими, приметными и, в общем, не такими дорогими.
– Живем, как буржуи! – делился радостью дядя Коля. – Телевизор, гляди, цветной – «Рубин»… Его так не возьмешь, Райка по блату на базе достала. Включить? Включить, Леш? Ты хоть видел цветной-то?
Дядя Леша отмахнулся:
– Да ну его…
– Не, ты не прав, Леш, – не соглашался дядя Коля. – Без телевизора какая жизнь… – Дяди-Колина душа, похоже, пела в эти минуты. – А вот это все – стенка называется, Леш. Называется так – стенка, а на самом деле – все тут! Все барахло Ирка из сундуков перетащила! Еще и место осталось!.. А это стерево Витькино. Отсюда вот поет, а отсюда играет… От жены Витек перетащил… Да-а… – дядя Коля вдруг громко вздохнул и пожаловался: – Ни сын с семьей не живет ни хрена, ни дочка… Твои-то как?
Но дядя Леша то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал, отвернулся, разглядывая квартиру.
– А вот тут я тебя, Леш, не понимаю… Дети – это дети все-таки… – И, услышав из соседней комнаты детский нетерпеливый плач, пропел вдруг, смешно вытягивая шею: – Геночка! Ге-ноч-ка-а!! – И снова обратился к дяде Леше: – А вот это глянь, чего это, думаешь? А?
Дядя Леша молчал, хотел, кажется, сказать, но боялся ошибиться.
– А?! – ликовал дядя Коля. – Часы! Часы, Леш! Без стрелок, а часы! – Он взял с полки электронные часы. – «Электроника»… Вот глянь – идут? А теперь из розетки вытаскиваю… Все равно идут! Э-э… Батарейка там дополнительно! Вот видишь, часы, вот секунды тикают… А вот на кнопку нажимаю – день показывают, 16 марта, воскресенье… – дядя Коля поставил часы на место, собираясь хвастаться дальше, но остановился вдруг, замер.
В соседней комнате вовсю кричал ребенок, но дядя Коля не слышал.
– Ты чего? – дядя Леша спросил встревоженно.
А дядя Коля вдруг поднял голову, глаза заблестели хитровато под очками, щербатый рот растянулся в улыбке.
– Какой день сегодня? – спросил неожиданно он.
– Какой? – не понимал дядя Леша.
– Да, какой день сегодня?
– Ладно, хватит, Коль, – не выдержал дядя Леша.
– Шестнадцатое марта – день рождения у кого сегодня? У меня, что ли?
– А-а, – дядя Леша улыбнулся чуть. – А я уж испугался – думал, какой день.
– Это, значит, тебе… – дядя Коля поднял голову, подсчитывая. – Это тебе, выходит… шестьдесят два… во как…
– Ага… – согласился растерянно дядя Леша.
– Ге-ноч-ка! – дядя Коля заторопился вдруг из комнаты, потому что крик внука был уже невыносим.
А дядя Леша остался один. Он нахмурился как-то вдруг, вздохнул громко, может подумав о своих шестидесяти двух, и присел устало и рассеянно на край застеленного яркой плюшевой накидкой кровать-дивана.
Через секунду вернулся дядя Коля. На руках его сидел крупный заплаканный ребенок.
– А это, Геночка, Лешка! – говорил на ходу дядя Коля. – Мне – Лешка, а тебе – дедушка Алексей! Ну, как внук у меня? Похож? Похож! Все говорят – похож! А смышленый! Все понимает! Во дети пошли!
Но дядя Леша смотрел на ребенка спокойно, без обычного стариковского восторга.
– Ты мне стержень дай, Коль, – попросил он. – Да я пойду…
– Сейчас! – испугался дядя Коля. – В кухне… пойдем туда… А то здесь бабий угол – ни до чего не дотронься. – И дядя Коля глянул торопливо на грязные ватные брюки дяди Леши и плюшевую накидку.
Дядя Леша подошел в кухне к окну и опасливо поглядел вниз.
– Высоко? – засмеялся за спиной дядя Коля. – Пятый этаж… Я уже привык. А не был бы ты дураком таким, не ругался бы с Селивановым, сейчас бы рядом жил… С Иркой бы помирился, может, ходил бы к нам телевизор смотреть. – И он положил на пластиковую поверхность стола несколько стержней для авторучки. – Бери… У Райки их полно, она у себя в магазине накладные заполняет.
– Да мне любой, только не красный…
– Да бери, бери… хоть два…
Дядя Леша выбрал стержень, выпрямился.
– Ну, я пойду, Коль.
– Стой, Леш, – не поверил и испугался дядя Коля, – чего так сразу-то? Ты б, может, супчику поел горяченького? А?
– Не, не хочу…
– Ну сядь, посиди, день рождения ж все-таки.
Дядя Коля усадил друга на пластик табуретки и сам сел напротив, с внуком.
– Было бы чего выпить – выпил бы сейчас за день рождения, ей-богу, – сказал дядя Коля, поглядывая по сторонам.
– Болит желудок-то?
– Опять в больницу ложат. На обследование. – Дядя Коля вздохнул и замолчал.
И дядя Леша громко и тяжело вздохнул и, глядя в пол, сказал вдруг:
– Да я тоже… заморился, что ли… сны снятся…
– Какие? – спросил заинтересованно дядя Коля.
– Тоня снится… – помолчав, подумав, ответил дядя Леша.
Дядя Коля кивнул.
– Мне она тоже снится… это женщина была… Не то что моя кочерга… Родные сестры, а как от разных отцов. Не берег ты ее, Леха, не жалел, хоть обижайся, хоть не обижайся…
Дядя Леша молчал, смотрел перед собой в пол.
– Отдохнуть бы тебе, Лешка, – продолжал дядя Коля. – В санаторию поехать! На юг! На Черное море! Я вот, когда в пятьдесят восьмом году в Сочи ездил, я глазам своим не поверил, ей-богу! Ноябрь месяц, а зеленое все! Пальмы! Как на картинках… Я ж там на восемь кило поправился, на полпуда! Ирка даже не узнала! Хочешь, я пойду к Селиванову и для тебя путевку потребую! Ты ж ведь все годы без отпуска! Разве ж так можно себя гробить? Так же тоже, Леш, нельзя! Ты как хочешь, а я вот завтра пойду к Селиванову и потребую!
– Я тебе потребую… – хмуро предупредил дядя Леша.
– Чего?
– Ничего… Он мне сам путевку предлагал. Я ему сказал тогда… Знаю… уеду, а он с садом какую-нибудь пакость придумает…
– Не, ты не прав… Селиванов мужик неплохой, – не соглашался дядя Коля. – Он сколько для колхоза сделал, поселок вот построил.
– Что он, сам построил? – зло спросил дядя Леша. – Государство деньги дало, строители построили. «Селиванов построил…» Ладно…
И дядя Леша оперся рукой о столешницу, чтобы подняться и уйти, но в этот момент хлопнула дверь в прихожей. Они застыли, глядя друг на друга вопросительно и печально.
