– И его заодно помянем, – говорит Паша и выливает в стакан четвертую рюмку.
14. Поселок Большие Сосны. Тогда же
Анна и Паша идут по дороге, огражденной с обеих сторон высоченным забором. Из-за каждых железных ворот раздается глухое рычание и лай. Женщины в ужасе отбегают и хохочут.
15. Поселок Большие сосны. Тогда же
А здесь нет никакого каменного забора, а всего лишь покосившаяся деревянная оградка и калитка. Это тот самый домишко, который Анна видела сверху.
– Ой, что-то мне нехорошо, – морщится Паша. – Знаешь что, может, ты пойдешь одна, а я тебя здесь на лавочке подожду?
– Конечно одна. Ты бы все испортила, – спокойно говорит Анна.
– По-моему, он вообще колдун! – сообщает вдруг Паша.
Анне надоела пьяненькая подруга, и она без колебаний входит в чужой двор.
16. Двор дома. Тогда же
Перед стареньким обшарпанным домишком лежит выкрашенный серебрянкой здоровенный корабельный якорь. Рядом в вырытой ямке стоит куст калины, приготовленный к посадке. К стене прислонился велосипед. Тут же пустая собачья будка. На земле лежат цепь и расстегнутый ошейник.
– Есть кто дома? – спрашивает Анна, но никто не отзывается.
Анна стучит в дверь дома и, не получив ответа, входит.
17. Дом. Тогда же
Здесь застыла советская жизнь во всем ее очаровательном убожестве: кровать-диван, круглый стол, шкаф, часы на стене, сервант с дешевой посудой.
– Есть кто дома? – повторяет Анна вопрос и вновь не получает ответа.
В углу стоит неожиданное здесь старинное пианино с инкрустацией.
Анна подходит к нему, разглядывает, поднимает крышку. В руке ее маленькая сумочка, и, чтобы не мешала, она кладет ее на инструмент и нажимает на клавиши.
Тут же дверь распахивается, и в проеме появляется крупная мужская фигура. Анна вздрагивает от неожиданности.
– Здравствуйте, – говорит она, но мужчина не отвечает, уходит.
– Постойте, куда же вы? – торопится Анна следом, забыв свою сумочку на пианино.
18. Двор дома. Тогда же
Мужчина исчез. Анна растерянно ходит по двору, ничего не понимая, и неожиданно слышит сверху мужской насмешливый голос.
– Ну и что вы здесь, женщина, делаете?
– Я?
Анна поднимает голову и видит сидящего в бывшей голубятне в окружении кур мужика в светлых штанах и тельняшке. Рукава ее закатаны по локоть, и руки орудуют в ведре, наполненном чем-то очень неприятным на вид и запах.
– Здравствуйте, – говорит Анна, приветливо улыбаясь.
Увлеченный своим занятием, мужчина не отвечает.
– Мне кажется, я где-то вас видела… – искренне говорит она.
– Я вас тоже, – ухмыляется мужчина. – Как теперь говорят – прикид. Никто не хочет самим собой быть. Все кем-нибудь прикидываются. Я в Москве возле Мавзолея живого Ленина видел, со Сталиным беседовал, а Гитлер мне свое удостоверение предъявил: «Гитлер Адольф Алоизович». Подпись, печать, все как положено. – Мужчина замолкает, то ли не желая дальше рассказывать эту историю, то ли о ней забыв, сосредоточенно продолжает свое занятие.
– А что было дальше? – напоминает о себе Анна, изображая живой интерес.
– А дальше он от меня с расквашенной мордой наискосок через Красную площадь бежал, – неохотно отвечает мужчина и уже совсем неохотно прибавляет: – А за мной – милиция… Под Гитлера решил, гад, закосить. А вы, значит, – под Анну Сапфирову?
Анна улыбается.
– А может, я и есть Анна Сапфирова?
Мужчина хмыкает.
– Тоже удостоверение покажете? Идите откуда пришли. Идите, женщина, идите.
Не привыкшая отступать, Анна уходить не думает и переводит разговор в другое русло.
– А что это вы там делаете? – спрашивает она максимально благожелательно.
– Говно мешаю, – охотно отвечает мужчина.
Анна брезгливо морщится, но продолжает разговор.
– Зачем?
– Зачем? – задумывается мужчина и тут же находит ответ: – А чтоб вам на голову вылить! – и смеется, довольный собой.
– Что вы себе позволяете?! – возмущенно восклицает Анна.
– А что я себе позволяю? Думаешь, не знаю, зачем пришла? Каждый день приходят. А вот на голову одной такой ведро говна вылью, сразу перестанете ходить!
– Мне? – не верит Анна.
– А больше тут нет никого, – отвечает мужчина.
– Вы – хам, – возмущается Анна. – Кабан! Забрался на крышу и гадит на людей сверху.
На «кабана» мужчина обижается. Он поднимается с ведром в руке, угрожающе им размахивая.
– А вот возьму сейчас и вылью!
Неизвестно, чем эта перебранка закончилась бы, если бы сзади не раздался зычный мужской голос.
– Эй вы там, наверху!
Анна оглядывается. К ним торопятся грузный усатый милиционер и взволнованная протрезвевшая Паша.
– Майор Пасюк, местный участковый, – докладывает Анне милиционер, – а это – Мурашкин, моя головная боль. Последний остался здесь пережиток прошлого. Слезай, Кузьмич, я тебя с самой Анной Сапфировой познакомлю.
– Кузьмич? – удивленно произносит Анна.
– Анна Сапфирова? – все еще не верит мужчина.
Повисает тишина, неожиданно разрываемая гулким пушечным выстрелом. Над домом олигарха в воздух взлетают ракеты салюта, а над домом Мурашкина – куры и петух, сталкивая в пропасть растерявшегося хозяина. Полное куриного помета ведро летит вместе с ним.
– Полу-у-ндра! – предупреждающе кричит Кузьмич.
19. Спортивный зал. День
Большой спортивный зал украшен воздушными шарами, гирляндами, портретами Анны Сапфировой. В зале большие круглые столы, за которыми сидят радостные, возбужденные Анны Сапфировы. Конечно, если присмотреться, то не все похожи на нее точь-в-точь, а некоторые так вовсе едва-едва, но основные параметры соблюдены: у всех рыжий парик, броское платье, ярко накрашенные губы, и при первом взгляде на такое количество наспех клонированных звезд берет оторопь.
На специально устроенной сцене, над которой огромными буквами написано: «Анна, мы тебя любим!», стоит Толстой с микрофоном и, приплясывая, кричит:
– Тула!
– Есть! – отвечает из зала тульская Анна Сапфирова.
– Калуга!
– Здесь!
– Кострома!
– Я!
И после каждого такого отклика следуют радостные возбужденные аплодисменты.
За импровизированной кулисой стоит Сурепкин и тычет пальцем в свои часы. Толстой пожимает плечами. Сурепкин прикладывает палец к своему виску, показывая, что он готов застрелиться. Толстой изображает свободной рукой на своей шее петлю и тут же кричит в зал:
