Я совершенно не знаю, что делать. И почему-то хочется заплакать, ничего глупее не придумаешь. О! Гениальная идея!
– Хорошо! Я знаю, что мне нужно. Ты ведь едешь молиться? Помолись, пожалуйста, за одну девочку. Вернее, молодую женщину. Чтобы у нее была счастливая любовь и хорошая семья! Это возможно?
– Да, – радостно улыбается Латифа, – напиши мне ее имя! Вот тут, на бумажке.
Я старательно вывожу большими буквами имя и фамилию. Интересно, мусульманский Бог умеет читать на иврите? На всякий случай пишу еще раз на английском. Фамилия Гуревич не такая уж сложная, а вот как правильно написать Женька?
Латифа поспешно прощается и уходит. Ужасно смешно просить бедуинскую женщину молиться в Мекке за русскую девочку из еврейской страны. Но вдруг Бог един, и он нас услышит?
Мой самолет вылетает поздно ночью. Почти все рейсы в Европу здесь ночные «из соображений безопасности». По крайней мере, так сказали в агентстве. Наверное, террористы – большие любители хорошо поспать. Полет до Бельгии больше четырех часов, как до Австралии в наше время! Но все-таки не парусный корабль и даже не дирижабль. Я стараюсь не обращать внимания на тряску при посадке, вой в ушах и гулкое буханье шасси о землю. В древности люди вообще ездили на телегах без рессор, и ничего, многие выживали.
Ранним пасмурным утром я выхожу в пустынный вестибюль аэропорта и спешу побыстрее пройти паспортный контроль. Хорошо, что взяла совсем небольшой чемодан, теперь не нужно томиться у выдачи багажа. Почему-то мне кажется, что это уже было однажды. Я почти бегу, хотя совершенно некуда торопиться, даже транспорт еще не ходит, и в отель не пустят так рано.
Наверное, были еще встречающие в зале, но я заметила только одного. Седой вихор на макушке ничуть не изменился, и прекрасная роза с капельками росы на длинном стебле казалось сошедшей с полотен восемнадцатого века.
– Господин Зорик, что это вы делаете здесь в пять утра?!
– Да, вот, решил немного прогуляться. Милая погода, знаете ли, дождик.
Наверное, не слишком прилично такой серьезной, строго одетой даме бросаться на шею пожилому седому господину. Но ведь зал почти пуст, никто и не заметил!
Мы не спеша идем по сказочному городу. Сквозь дымку дождя просвечивают кораблики, и деревья отражаются в реке, будто целый лес склонился над тихой водой. Ноги скользят по круглым камням мостовых, игрушечные витрины полны нарядных кукол, шоколадные звери и птицы глазеют хитрыми марципановыми глазами, прекрасные кружевные юбки обвивают воображаемые талии, и шали ручной работы просятся на плечи.
Ах, мой милый клавесин…
Мы заглядываем в маленькие дворики, заросшие зеленью и цветами, обходим мокрые кусты. Главное, не прозевать прекрасную и грустную Мадонну, Птицелова с мраморной дудочкой, толстых смешных человечков, замерших в нежном каменном объятье.
– Как ты узнал, что я сюда прилетаю?
– Ничего проще! Позвонил в агентство, я же сам дал тебе номер! Правда, пришлось приврать, что госпожа доктор потеряла ваучер отеля. Зато успел переоформить билет!
– Но ведь ты уехал навсегда?
– Что за глупости! Я уехал в отпуск. В отпуск, понимаешь? Мне предложили дополнительный контракт, еще на три года. Но я хотел повидаться с женой и детьми, тридцать лет жизни нельзя выбросить одним движением, правда?
– А почему ты мне не сказал про новый контракт?
– Я не успел! Я ничего не успел! Ты так стремительно собралась и ушла. Я решил, что совсем тебе не нужен, скучный старый дуралей, просто зашла из вежливости. А знаешь, о чем я думал весь тот вечер? – Как попросить тебя остаться.
– А знаешь, о чем я думала весь тот вечер? Что ты попросишь меня остаться!
Наверное, мы здорово похожи на глупых каменных человечков, когда вот так обнимаемся посреди мокрой улицы, в толстых куртках, с ненужными зонтиками в руках.
– Доктор, здравствуйте! – Женька радостно улыбается, но что-то мне не нравится.
Да, мордашка бледная, синие круги под глазами. Ее явно тошнит, крупные волны проходят по желудку. Мерзкий вирус, какие здесь часто встречаются летом? Или отравление? При такой жаре все может случиться.
Мой отпуск давно закончился, куртки и зонтики спрятаны в шкаф. Еще не меньше месяца здешней жары, ничего не поделаешь. Зорик уехал в Германию на целых три недели, там состоится ежегодный профессиональный съезд. Я стараюсь радоваться, для его сердца постоянная жара – слишком опасная нагрузка. Он очень звал меня с собой, но подобные варианты в моей программе даже не рассматриваются.
Честно говоря, наш чудесный смешной роман тоже не предусмотрен программой, наоборот, настоятельно рекомендовано не заводить привязанностей. Но мне так радостно и просто стало жить, сплошная польза для работы и науки! К тому же дополнительный контракт профессора Рабиновича очень удачно совпадает со сроком моей тайм-командировки! Будто кто-то нарочно составил композицию и теперь смотрит со стороны. Может быть, Латифин Бог?
– Да, тошнит, – смущенно улыбается Женька, – наверное, так и должно быть.
– Почему это «должно быть»?! Что за приговор?
– Говорят, при беременности всегда тошнит.
Уф! Тут, действительно, состаришься раньше срока. На такой-то работе.
– Женя! Что ты опять учудила?!
– Я нечаянно, честное слово! Я ведь перестала таблетки принимать, уже давно, когда Томер уехал. Я даже их из дому выбросила.
– А теперь что?
– А теперь он вернулся. Я просто растерялась, забыла совсем про эти таблетки. Он такой радостный приехал, понимаете?
Радостный! Хорош гусь. Интересно, как он теперь будет радоваться.
– Ты ему сказала?
– Сказала. Вчера. Я сразу решила, что если он хоть немного расстроится, – я ухожу и делаю аборт. Нельзя, чтобы ребенок жил так, как я жила. А он… он знаете, что сказал? Он сказал: «Отлично!» Я вернулась сегодня из булочной, а он все мои вещи уже к себе перевез. И вот еще…
Она протягивает тонкую загорелую руку и застенчиво улыбается. Совсем девчонка! Новенькое кольцо с ярким камешком блестит на пальце. Я вдруг вспоминаю Латифу, Мекку, бумажку с именем Женьки на двух языках… Неужели сказки сбываются на самом деле?
– А как же медицинский факультет?
– Я буду учиться! Обязательно! Просто отложу на год. Отметки не пропадают, я сегодня утром узнавала! Даже легче пройти собеседование, если ты – серьезная женщина, мать.
– Мать! Ты не мать, а дохлый цыпленок, синяя вся. Наверняка гемоглобин низкий! И фолиевую кислоту нужно принимать. Я тебе сейчас выпишу.
Я вдруг понимаю, что слишком распустилась. Дорогая Тин Кроун-Лутс, не забывайся! Это тебе не сестренка, а совсем посторонняя женщина. У нее свое время, своя жизнь, свои решения. Что, собственно, происходит?
