– Федеральная база плохо принимает сигнал.
– Мы выходим за пределы действия вашего передатчика.
– Желаем счастливого пути, русские парни!
– Счастье наше второе имя. Спасибо. Конец связи. Второму номеру покинуть вышку семафора.
Боб, зажав в зубах два красных флажка, кряхтя, спустился с вышки.
– Теперь до самого побережья передач не будет, – успокоил я его, пряча семафорные флажки в сейф, – а там нормальная связь. По гуманитарной помощи китайцы установили. Милашка!
– Командор?
– У нас зеленая линия. Никуда не сворачивай и следуй по ранее указанному маршруту. И не разгоняйся, дорога ни к черту.
– А куда сворачивать-то? – тоскливо спросили внутренние динамики.
Спецмашина права. Сворачивать некуда. Потому, как ковыляем мы по железной дороге, выполняя секретнейшее поручение американского правительства. Железная дорога, единственная транспортная артерия, связывающая западное побережье со столицей. Ни дорог, ни тропинок. Как не разворовали до сих пор шпалы – неизвестно.
Милашку мы долго упрашивали. Спецмашина подразделения "000" за номером тринадцать не желала менять проверенные делом и временем гусеницы и колеса на стальные блины. Но приказ есть приказ. Долго не попираешься. Иначе свалка, пресс и автоген. В лучшем случае машинки для детских аттракционов.
Стальные блины неприятно постукивали на стыках ржавых рельсов. За окнами кабины медленно ползли пустые американские степи. Ни березки, ни дубка. Хиленькие кустики, наглые тушканчики и ни одного населенного пункта. После пятой великой депрессии народ покинул эти неплодородные земли и устремился поближе к океанам. Миром, как известно, и пятая депрессия не страшна.
– Спецмашине доложить о состоянии спец груза.
– Груз в порядке. Влажность выдержана, кислородная составляющая постоянна. Укачивает сильно, но, думаю, ничего страшного.
Я пристально всмотрелся в монитор заднего обзора. Доклад докладом, но командир спецмашины должен лично убедиться в сохранности груза. Не ракеты ведь везем, а гуманитарную помощь.
Доставить секретный груз нас убедительно попросил сам американский президент. По его словам в последнее время участились случаи внезапного и таинственного исчезновения материальной помощи мирового сообщества молодой американской республике. Толи свои по дороге руки прикладывают, используя так называемый человеческий фактор, толи природные факторы усушки и утряски действие оказывают. А нам, русским спасателям, гражданин американский президент доверял. Так и сообщил в срочной телеграмме. Доверяю, говорит, вам самое ценное, что безвозмездно дает нам мировое сообщество. Доставьте, говорит, в целости и сохранности, и почетные грамоты вам обеспечены.
Я еще раз внимательно окинул все четыреста восемьдесят две ванны гуманитарного груза. Ванна, это такой специальный вагон на колесах, в котором по науке перемещается живая рыба. Ее и везем. Родную русскую селедку.
Наша задача – без потерь доставить селедку на нерестилища пяти великих американских озер. Там, на специальных путях, свалить гуманитарную помощь в воду, дождаться, пока рыба добросовестно отдаст американской продовольственной приемной комиссии икру и по специальному сигналу датчиков, вмонтированных в их тупые селедочные головы, по трубам заползет обратно в ванны. И назад, на российские гуманитарные танкеры. Домой, так сказать. Рыба не человек, где попало жить не станет. Она к Родине привыкла.
Ванны были в полном порядке. Все четыреста восемьдесят две. Что волноваться, когда Милашка за ними присматривает? Она ж не совсем дура под автоген самостоятельно лезть.
Устроившись поудобнее в командирском кресле, я развернул журнал "На острие ножа". Журнал приволок Боб и рассказывалось в нем, как правильно чистить овощи.
Скука.
Метко зашвырнув негодную литературу в мусорный приемник, я уставился в окно. В последние три дня единственное развлечение для командира.
Мы как раз проезжали заброшенный американцами город. Кособокие пятидесятиэтажные бараки с пустыми зрачками окон. Разрушенная до основания станция. Стая диких собачек носится вокруг покинутой телевизионной башни за другой стаей диких собачек. Злой ветер бездумно гоняет по пустым улицам сухую пыль и хлопает уцелевшими дверными полотнами.
Сколько таких брошенных городов мы уже миновали? Не сосчитать. И везде одно и тоже. Пустота и отсутствие человеческой жизнедеятельности. Боб говорит, что пятая депрессия была самой депрессионной. Ему можно верить, он историю своей страны на зубок знает.
– Ты куда?
– Наверх, – ответил янкель, выдвигая лестницу, ведущую на центральную башню. Любил бывший американский подданный забраться на центральную башню, усесться, скрестив ноги, на прогретый солнцем металл и потренькать на электрической балалайке замысловатые американские мелодии. Вот и сейчас полились из люка грустные переборы, и голос второго номера, специально усиленный Милашкой, запел:
– Спецмашина в огне! Нам некуда больше спешить!…
Хорошая песня. Как будто про нас, про спасателей, придумана. Мне, как командиру, особенно нравится кусок, где поется о том, что "эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе! Пора, мол, вернуть эту землю коренным народам Америки". Дальше там снова про горящий поезд.
Голос у Боба отвратительный, но слушать можно. Особенно, когда к нему пристраиваться Директорский любимчик. Сядет, бывало, перед Бобом, смотрит пристально на дергающиеся пальцы второго номера, словно запомнить аккорды пытается, и покрикивает протяжно так, с душой. Иной раз и сам к струнам тянется, но Боб ему балалайку не доверяет. По крыльям больно шлепает, чтоб не лез к чужому добру. Балалайкой и шлепает.
Состав качнуло на повороте.
– Мм? – встрепенулся третий номер Герасим, приподнимаясь с гамака.
– Ничего, Гера, – успокоил я сослуживца и члена экипажа в одном лице. – Заброшенную атомную станцию объезжаем. Ты спи. Набирайся сил. Дорога дальняя, может что и случиться.
Убаюканный тихим командирским голосом третий номер закрыл глаза и причмокнул губами. Гера когда причмокивает, значит все, в спячке. Вроде как сигнал остальным дает, не тревожить и не кантовать.
Герка к гамаку уже привык.
После того, как мы нечаянно разморозили Муру Демину, перепутав ее с брикетом семги для подкормки Директорского любимчика, она категорически заявила, что теперь мы, спасатели, как честные мужчины, должны бесплатно доставить ее в столицу, где живет ее бабушка. После чего, не принимая наших возражений и угрожая, что пожалуется самому американскому президенту, размороженный Объект перебрался в спальный отсек.
Герасим недолго протестовал. Все-таки Мура женщина симпатичная и обворожительная. Скривилась пару раз перед третьим номером, и Гера готов. Сам на гамак перебрался. Навесил его прямо в кабине, отодвинув микроволновый аппарат поближе к креслу Боба. Я не возражал. Должен же человек где-то работать. Хотя, конечно, Уставом запрещено, но где Устав, а где мы? В Америку ни одна сволочь проверяющая не приедет. Не на чем, потому что. На гуманитарной барже ведь не поедешь. Они хоть и автоматические, но тонут слишком часто.
