Но наряду со множеством ожидающих нас физических трудностей существуют еще и трудности психологические. Насколько мы решительны, насколько можем положиться на себя и собственные побуждения? Возможно, втайне мы надеемся оказаться на необитаемом острове, чтобы сбежать от семьи, от друзей, от ответственности. Современные технологии, как я попытался показать в «Аварии» и «Небоскребе», предлагают нам бесконечный ряд испытаний для самых причудливых сторон нашей личности. Оказавшись заключенными в учреждении или на островке рядом с автострадой, мы можем тиранить себя, испытать свои сильные и слабые стороны и, возможно, примириться с некоторыми аспектами своего характера, на которые всегда закрывали глаза.
А если обнаружится, что на острове обитает кто-то еще, то нас ждет интереснейшая, но крайне опасная встреча…
1. Через барьер
22 апреля 1973 года, в начале четвертого, тридцатипятилетний архитектор по имени Роберт Мейтланд ехал по скоростной полосе Вествейской транспортной развязки в центре Лондона. В шестистах ярдах от пересечения с недавно построенным ответвлением автомагистрали М4, когда «Ягуар» уже разогнался до 70 миль в час, его передняя шина, та, что ближе к обочине, лопнула. Отраженный от бетонного парапета хлопóк словно сдетонировал под черепом Роберта Мейтланда. За несколько секунд до катастрофы, ослепленный ударом о хромированную раму окна, Мейтланд вцепился в вырывающуюся перекладину руля. Машина виляла по пустым полосам, и его руки дергались, как у куклы, а изжеванная шина оставляла черный след на белых линиях разметки, идущих вдоль длинного изогнутого откоса. Потеряв управление, автомобиль врезался в стоявшие на обочине сосновые щиты – временное ограждение автострады. Съехав с дороги, машина покатилась по заросшему травой откосу и ярдах в 30 от него остановилась, наехав на ржавый остов перевернутого такси. Потрясенный скользящим ударом, по касательной задевшим его жизнь, Роберт Мейтланд лежал на рулевом колесе; его пиджак и брюки, как блестками, засыпало осколками ветрового стекла. В эти первые минуты, когда он приходил в себя, авария оставалась в памяти лишь звуком лопнувшей шины, бьющим в глаза солнечным светом при выезде из туннеля на виадуке, да осколками ветрового стекла на лице. Последовательность стремительных событий, занявших какие-то микросекунды, открылась и захлопнулась за ним, как дверь в ад.
– …Боже…
Расслышав свой тихий шепот, Мейтланд прислушался. Его руки по-прежнему лежали на треснувшей перекладине рулевого колеса, пальцы бессмысленно растопырились, словно рассеченные. Опершись ладонями о край руля, он выпрямился. Машина остановилась среди кочек, за окном виднелись лишь крапива и выросшая по пояс дикая трава.
Из разбитого радиатора с шипением вырывался пар и брызгала ржавая вода. Мотор издавал глухое рычание – механический предсмертный хрип.
Заметив неуклюжее положение своих ног, Мейтланд уставился в пространство под приборным щитком. Ступни лежали между педалей, словно их в спешке засунул туда таинственный диверсионный отряд, устроивший эту аварию.
Мейтланд пошевелил ногами, и когда они заняли свое обычное положение по обе стороны от рулевой колонки, более-менее успокоился. Педаль отвечала на нажатие ступни. Не обращая внимания на траву и автостраду снаружи, Мейтланд принялся тщательно обследовать свое тело. Он проверил бедра и живот, стряхнул с пиджака осколки ветрового стекла и ощупал грудную клетку – нет ли признаков перелома ребер.
В зеркало заднего вида он осмотрел свою голову. На правом виске виднелся треугольный кровоподтек в виде строительной кельмы. Лоб был забрызган грязью и маслом, попавшим в машину через разбитое ветровое стекло. Мейтланд потер лицо, стараясь втереть в бледную кожу и мышцы хоть какое-то выражение. Из тяжелой челюсти и жестких щек вся кровь отхлынула. Глаза глядели из зеркала бессмысленно, ни на что не реагируя, словно рассматривали психически ненормального близнеца.
Зачем он так мчался? Он покинул свой офис в Мерилебоне в три часа, собираясь избежать столпотворения в часы пик, и у него была куча времени, чтобы ехать с безопасной скоростью. Мейтланд вспомнил, как свернул в центральный круг Вествейской развязки и как направился в туннель виадука. До сих пор в ушах стоял шорох покрышек, когда «Ягуар» несся вдоль бетонного ограждения, гоня за собой пыль и сигаретные коробки. Когда машина выехала из склепа туннеля, апрельское солнце на мгновение ослепило его, радугой заиграв на ветровом стекле…
Ремень безопасности, которым он редко пользовался, висел на крючке у плеча. Мейтланд честно признался себе, что постоянно превышал скорость. Какой-то ген проказника, какая-то врожденная опрометчивость за рулем начинали преобладать над обычной присущей ему осторожностью и рассудительностью. Сегодня, мчась по автостраде, измотанный трехдневной конференцией и поглощенный мыслями о своей несколько двуличной роли при скорой встрече с женой после недели, проведенной с Элен Ферфакс, он чуть ли не сам задумал эту аварию, возможно, в какой-то причудливой рационализации своих поступков.
Укоризненно покачав головой, Мейтланд стряхнул с руки остатки ветрового стекла. Впереди виднелись ржавые остатки перевернутого такси, в которые врезался его «Ягуар». Наполовину скрытые в зарослях крапивы, рядом валялись и другие обломки, без шин и хромированных частей, с распахнутыми ржавыми дверями.
Мейтланд вылез из «Ягуара» и встал по пояс в траве. Когда он оперся о крышу, горячее целлюлозное покрытие обожгло руку. В укрытии за высоким откосом неподвижный воздух нагрелся от полуденного солнца. По автостраде двигалось несколько машин, над балюстрадой виднелись их крыши. Глубокая колея от «Ягуара», как надрезы гигантского скальпеля, прочертила грунт обочины, отметив место в 100 футах от туннеля, где он съехал с дороги. Эта часть автострады и ее ответвления на запад от развязки открылись для движения всего два месяца назад, и большую часть ограждения еще предстояло установить.
Мейтланд побрел по траве, чтобы осмотреть машину спереди. С одного взгляда стало ясно, что надежды выехать к дороге никакой. Вся передняя часть сморщилась, как вмятая морда. Три или четыре фары разбились, а декоративная решетка запуталась в сотах радиатора. При столкновении двигатель сорвало с креплений и вырвало с рамы. Когда Мейтланд наклонился проверить картер, в ноздри ударил резкий запах антифриза и горячей ржавчины.
Ремонту не подлежит. Черт побери, а он любил эту машину. Мейтланд прошел по траве к проплешине на земле между «Ягуаром» и откосом автострады. Удивительно, что никто так и не остановился помочь. Выезжавшим из темноты туннеля на ярко залитый солнцем крутой правый поворот водителям было не до разбросанных деревянных щитов.
Мейтланд посмотрел на часы. Было 18 минут четвертого – после аварии прошло чуть больше 10 минут. Бродя по траве, он ощущал бездумье, как человек, только что увидевший нечто ужасное вроде автокатастрофы или публичной казни… Он обещал восьмилетнему сыну, что приедет домой вовремя, чтобы забрать его из школы. Мейтланд представил Дэвида, терпеливо ждущего его за воротами Ричмондского парка, рядом с военным госпиталем. Мальчик и не догадывается, что его отец в шести милях оттуда разбил машину под откосом автострады. По иронии судьбы в эту теплую весеннюю погоду у ворот парка будет сидеть длинный ряд инвалидов войны в своих колясках, словно демонстрируя мальчику все разнообразие увечий, какие мог получить его отец.
