Доктор-блондин, проходя по палате, кивнул, приветствуя Кэтрин. Она отвернулась от меня; голые ноги открывали бедра до пухлого лобка, признавая сексуальные возможности этого молодого человека. Я обратил внимание, что ее костюм больше подходит для дружеского обеда с руководителем авиакомпании, чем для посещения мужа в больнице. Позже я узнал, что ее измучила полиция, расследующая смерть в автокатастрофе. Наверное, авария и возможные обвинения меня в убийстве сделали из нее своего рода знаменитость.
– Эта палата предназначена для жертв авиакатастроф, – сказал я Кэтрин.
– Если в субботу я неудачно приземлюсь, то, проснувшись утром, ты можешь рядом увидеть меня. – Кэтрин оглядела пустые койки, вероятно, представляя возможные раны. – Завтра ты встаешь. Врачи решили, что тебе надо ходить. – Она заботливо посмотрела на меня. – Бедняжка. Ты ничем их не сердил? – И добавила: – Жена погибшего – врач. Доктор Хелен Ремингтон.
Положив ногу на ногу, Кэтрин принялась закуривать, неуверенно щелкая незнакомой зажигалкой. От какого нового любовника она получила этот уродливый агрегат – явно мужской? Сделанная из гильзы снаряда авиапушки, зажигалка больше была похожа на оружие. За годы я научился узнавать о новых увлечениях Кэтрин в первые несколько часов после ее первого секса, просто обратив внимание на физические или моральные новообразования – внезапный интерес к третьесортному вину или кинорежиссеру, новое мнение в области политики авиакомпаний. Часто я мог угадать имя ее любовника еще до того, как она прошепчет его на пике нашего полового акта. Эта дразнящая игра была необходима и ей, и мне. Лежа вместе, мы обсуждали всю историю ее любовного приключения, от первого трепа над коктейлями на вечеринке в авиакомпании до собственно полового акта. Апофеозом этой игры становилось имя тайного партнера. Придерживаемое до последнего, оно всегда приводило к самому мощному оргазму у нас обоих. Порой мне казалось, что все эти романы затеваются только для того, чтобы подкинуть топлива в наши сексуальные игры.
Глядя, как дым сигареты ползет по палате, я задумался, с кем Кэтрин провела последние дни. Несомненно, мысль о том, что ее муж стал убийцей, придала неожиданный оттенок половым актам, наверняка проходящим в нашей постели, рядом с хромированным телефоном, который первым принес Кэтрин известие о моей аварии. Элементы новых технологий связывали наши чувства.
Раздраженный шумом самолета, я приподнялся на локте. От синяков на груди было больно дышать. Кэтрин беспокойно взглянула на меня, словно боялась, что я умру на месте, и сунула сигарету мне в губы. Я неуверенно втянул дым с ароматом герани. Теплый фильтр сигареты с пятнышками розовой помады хранил вкус ее тела, букет, который стал забываться в пропитанной карболкой атмосфере больницы. Кэтрин потянулась за сигаретой, но я закапризничал, как ребенок. Фильтр с пятнами напомнил мне о сосках, намазанных губной помадой; я прижимался к ним лицом, руками и грудью – и втайне представлял отпечатки ранами. Однажды мне приснился кошмар: Кэтрин родила ребенка от дьявола, и из ее раздувшихся грудей текли жидкие фекалии.
В палату вошла брюнетка – медсестра-практикантка. Улыбнувшись моей жене, она откинула покрывало, взяла мочеприемник у меня между ног и, проверив уровень мочи, снова накрыла меня простыней. Тут же мой член начал протекать; я с трудом сжал сфинктер, вялый после многих инъекций обезболивающих. Борясь со слабым мочевым пузырем, я пытался понять, почему после трагичной аварии, повлекшей смерть неизвестного молодого человека – а его личность, несмотря на все мои попытки расспросить Кэтрин, осталась тайной для меня, как имя поверженного в бессмысленной дуэли противника, – почему всех этих женщин интересуют только мои самые инфантильные зоны. Медсестры, что выливали мою мочу и ставили хитроумные клизмы, что доставали мой член через ширинку пижамных трусов и поправляли дренажные трубки в коленях, что счищали гной с повязки на голове и вытирали мне губы крепкими руками, – все эти накрахмаленные женщины напоминали мне тех, кто ухаживал за мной в детстве, привратников, блюдущих мои отверстия.
Сестра-практикантка – лукавые бедра под клетчатой юбкой – ходила вокруг моей кровати, не сводя глаз с шикарной фигуры Кэтрин. Что она пыталась понять: сколько любовников было со времени аварии у Кэтрин, возбужденной странным положением мужа в койке? Или – гораздо банальнее – почем ее дорогущий костюм и драгоценности? А Кэтрин, в свою очередь, откровенно смотрела на фигуру девушки. Оценивала линию бедер и ягодиц, груди и подмышки, оценивала их отношения с хромированными стержнями на моих ногах, абстрактной скульптурой, подчеркивающей стройность девичьей фигуры, оценивала открыто и заинтересованно. В голове Кэтрин роились лесбийские идеи. Частенько, когда мы занимались любовью, она просила меня представить ее в объятиях другой женщины – обычно ее секретарши Карен, неулыбчивой девушки с серебристой помадой на губах; всю предрождественскую корпоративную вечеринку она просидела неподвижно, уставившись, как пойнтер в стойке, на мою жену. Кэтрин часто спрашивала, как бы поделикатнее уступить притязаниям Карен. Потом решила пойти с ней в универмаг и попросить Карен помочь с выбором белья. Я ждал их неподалеку от примерочной среди вешалок с ночными рубашками. Иногда мне удавалось заглянуть между занавесками и рассмотреть женщин – их тела и пальцы включились в мягкую технологию груди Кэтрин и бюстгальтеров, призванных подчеркивать ее по разным поводам. Карен прикасалась к моей жене с особой заботой, легко похлопывая кончиками пальцев сначала по плечам, вдоль розовых следов от бретелек, потом по спине, где металлические застежки лифчика образовали эмблему на коже, и наконец – по бороздкам под грудями Кэтрин. Моя жена застывала, будто в трансе, когда кончик указательного пальца Карен трогал сосок.
Я отметил, каким взглядом наградила меня немолодая продавщица с личиком испорченной куклы, когда две женщины вышли, откинув занавеску, словно завершился небольшой сексуальный спектакль. Судя по выражению лица продавщицы, она явно полагала не только, что я знаю, что произошло и что эти примерочные часто используются для подобных игрищ, но и то, что мы с Кэтрин позже используем этот опыт для собственных сложных развлечений. Сидя в машине рядом с женой, я водил пальцами по приборной доске, включая зажигание и подфарники, переключая скорость, и думал, что действую точно так же, как Карен, когда она трогала тело Кэтрин. Ее угрюмая эротичность, деликатная дистанция, которую Карен держала между пальцами и сосками моей жены, точно повторялись в дистанции между мной и машиной.
Неувядающий эротический интерес Кэтрин к секретарше, похоже, относился не только к самой Карен, но и вообще к удовольствию от секса. Тем не менее из-за этих домогательств наши отношения – и наши с Кэтрин, и с другими людьми – становились все более запутанными. Кэтрин уже не могла достичь оргазма без сложных фантазий на тему лесбийского акта с Карен – язык на клиторе, набухшие соски, ласки ануса.
Впрочем, теперь мы достигли точки, где это уже не имело значения и не касалось ничего, кроме нескольких квадратных дюймов слизистой влагалища, ногтей, покусанных губ и сосков. Лежа в больничной палате, я наблюдал, как Кэтрин оценивает стройные ножки и крепкие ягодицы медсестры-практикантки, ее темно-синий пояс, подчеркивающий талию и широкие бедра. Я почти ждал, что Кэтрин положит ладонь на грудь девушки или залезет под короткую юбку, краем ладони проведя через ягодичную борозду в липкую промежность. И наверняка медсестра не вскрикнет ни от оскорбления, ни от удовольствия, а продолжит заправлять простыни, не задетая сексуальным жестом, значащим не больше, чем брошенная вскользь фраза.
