В то время, когда мы томились без дела в лагерях, большевики потеснили поляков и в июне создали угрозу Львову, что ускорило переговоры генерала Врангеля с поляками о переброске нас в Крым. С радостью покинув Перемышль и его блох, мы прибыли к устью Дуная, а оттуда транспортом «Корнилов» были перевезены в Феодосию и, после недельного карантина, выгрузились.
В. Орехов
[129] ИЗ ПЕРЕЖИТОГО. ЭПИЗОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
[130]
Октябрь — ноябрь 1919 года ознаменовались полным поражением петлюровских войск, если эти наскоро сколоченные группы, насильно втянутые в петлюровскую авантюру, можно было назвать войсками. Главной опорой Петлюры была Галицийская армия в составе одного неполного корпуса. Мы имели с ней несколько вооруженных столкновений и одно из них при обоюдном с ней занятии Киева в октябре, но галичане быстро очистили город, заключив перемирие с Добровольческой армией. Вскоре, видя полный развал петлюровской авантюры, их командование решило заключить с нами мир.
К ноябрю 1919 года галичане занимали участок вдоль линии Юго–Западной железной дороги между Васильковом и Вапняркой, Бердичевский и Проскуровский уезды и штаб их находился в Виннице. В эти же дни началось движение польских войск в направлении Проскурова.
15 ноября в деревню Семенку (район Бердичева), занимаемую батальоном 75–го Севастопольского полка
[131] Добрармии, прибыли галицийские парламентеры, предъявившие полномочия галицийского командования, они были препровождены на станцию Калиновка. Меня, как начальника головного железнодорожного участка, вызвали по телеграфу из Казатина, я немедленно прибыл паровозом в Калиновку и, ознакомившись с полномочиями, предъявленными мне галицийским полковником, без промедления отправил их экстренным поездом в Рудницу, где находился штаб командовавшего отрядом Добрармии генерала Слащева, который, приняв парламентеров, снесся с командующим армией в Харькове и отослал их в его штаб.
Переговоры длились несколько дней, и 20 ноября командующий галицийской армией генерал Микитка официально объявил об ее подчинении добровольческому командованию для общей борьбы с большевиками. 30 ноября в Винницу прибыл представитель Добрармии полковник Соборский
[132] и город перешел в наше управление.
Галицийская армия, по представленным документам, насчитывала 7000 штыков, но на самом деле в строю их оказалось не более 4000. Добрармия снабдила галичан необходимым вооружением, которого у них почти не было, и ей был оставлен полностью внутренний распорядок. Сразу же с нашей стороны были установлены добрососедские отношения. Все высшие офицеры во главе с генералом Микиткой и его начальником штаба генералом Цирихом надели русские погоны и всюду заявляли, что галичане были всегда русскими по духу, что Галиция — это Угро–Россия…
Но 4 декабря произошел прорыв петлюровского атамана Тютюнника у ст. Калиновка, где охрана была в руках галичан, которые без одного выстрела пропустили его, заявив, что с украинцами они воевать не могут. 7 декабря галичане и петлюровцы без боя оставили свои позиции у Бердичева, устроив перед уходом еврейский погром. Бердичев сразу же был занят Красной армией. Таким же образом ими были оставлены Казатин и Калиновка, что открыло красным фронт против Добрармии. Винницу и Жмеринку заняла известная своими погромами петлюровская банда Шепеля.
Сразу же начались аресты задержавшихся русских офицеров и солдат. В то же время галицийская военная миссия при командующем нашим фронтом генерале Шиллинге заверяла его, что это все проделал затронутый большевистской пропагандой отряд генерала Краузе, но все остальные галицийские части остаются верными Добрармии. (Должен сказать, что прикомандированный ко мне для связи галицийский сотник Белюга тоже переживал это предательство и до конца оставался в наших рядах.)
В то же время ускорила свое движение польская армия, и в конце декабря галичане окончательно откололись от нас, присоединившись к петлюровской группе атамана Омельяновича–Павленко (который впоследствии уже в эмиграции выражал свои симпатии к Белому движению). Прошло очень мало времени, и Петлюра со своими атаманцами, под нажимом красных, бежал в Польшу, а галичане, которых польское правительство рассматривало как «изменников», были брошены на произвол судьбы и рассыпались по своим городам и селам.
В Проскурове русских войск, кроме небольшой охранной команды, не было, так как ввиду скорого прибытия польских войск начальник 5–й пехотной дивизии генерал Оссовский приказал всем русским частям оставить город. Однако ввиду возможного наличия в этом районе отдельных партизан надо было сохранить в порядке железнодорожную линию, идущую к польской границе. Я был в это время начальником головного железнодорожного участка, и прибывший ко мне начальник штаба дивизии полковник Ахаткин
[133] приказал мне оставаться на своем посту с частью моей роты до прибытия польских войск и одновременно явился бы представителем Добрармии с правами начальника русского гарнизона (какового, кроме одного взвода моей роты, не было). Буквально через два дня польские войска вошли в Проскуров: это были так называемые «Галлерщики», сформированные польским генералом Галлером в США, в отлично пригнанной форме и поражавшие прекрасной дисциплиной солдат.
