После войны, когда, с одной стороны, видимая мощь СССР не оставляла, казалось бы, надежд на свержение советского режима, а с другой — этот режим претерпел заметные косметические изменения (самым наглядным из которых для офицеров было введение погон и формы по образу и подобию русской армии) возникло движение так называемых «советских патриотов», готовых признать коммунистический режим. Этим лицам была предоставлена возможность получить советское гражданство и выехать в СССР. В общей массе их было немного — из сотен тысяч этим правом воспользовалось, более 6 тыс. чел. в Югославии и около 11 тыс. во Франции (из которых около 2 тыс. выехало в СССР)
[1287], но среди них было и несколько сот офицеров. Судьба этих репатриантов, поверивших в «перерождение» советского режима, за единичными исключениями была столь же трагичной, как и захваченных в Восточной Европе: они в лучшем случае отправлялись в ссылку в Среднюю Азию, в худшем — после ареста погибли в лагерях.
Другим важным аспектом стало качественное изменение функций РОВСа, по-прежнему остававшегося душой белой эмиграции, но превратившегося как по возрасту его членов, так и по условиям существования из боевой организации кадра белой армии в «ветеранскую» организацию. Его основные структуры в Европе в ходе войны были уничтожены, ибо не могли существовать в условиях немецкой и советской оккупации, и центр деятельности переместился в конце-концов в США. В 1957–1967 гг. его возглавлял генерал-майор А. А. фон Лампе, в 1967–1979 — генерал-майор В. Г. Харжевский, в 1979–1984 — капитан М. П. Осипов, в 1984–1985 — войсковой старшина В. И. Дьяков, 1985–1986 — поручик П. А. Калиниченко, 1986–1988 — капитан Б. М. Иванов, в июне-августе 1988 г. сотник Н. И. Иович, и с 1988 г. — поручик В. В. Гранитов
[1288].
После Второй мировой войны помимо «Часового», последний номер которого вышел в 1988 году, выдающуюся роль играли такие военно-исторические журналы как «Первопоходник» («Вестник первопоходника»), посвященный Гражданской войне (руководимый А. Ф. Долгополовым; в 1961–1976 гг. вышло 127 номеров), «Военная Быль», посвященный старой армии и частично Гражданской войне (руководимый лейтенантом А. А. Герингом; в 1952–1974 гг. вышло 129 номеров), «Военно-исторический вестник» (в 1947–1975 гг. вышло 46 номеров), посвященный преимущественно старой армии. До 90-х годов сохранились во-первых, казачьи организации со своими изданиями (журналы «Донской атаманский вестник», «Кубанец»), во-вторых, Союз чинов Русского Корпуса («Наши вести»), в-третьих, Общекадетское Объединение («Кадетская перекличка»), а из газет, близких этим кругам — «Наша Страна» (Аргентина), «Русская жизнь» (США) и «Единение» (Австралия).
Основными центрами проживания уцелевших русских офицеров помимо Нью-Йорка, Сан-Франциско и Лос-Анжелеса в США стали Лейквуд, Патерсон, Наяк, Вайнленд, Ричмонд, Сиэттл, в Аргентине — Буэнос-Айрес, в Бразилии Сан-Паулу, в Австралии — Сидней и Мельбурн, в Англии — Лондон и Манчестер, в Бельгии — Брюссель, во Франции, помимо Парижа, Ниццы и Канн, — места расположения старческих домов: Монморанси, Кормей-ан-Паризи, Сен-Женевьев де Буа, Ментон, Ганьи и Шелль. Именно там после 1945 г. умерло абсолютное большинство русских офицеров. Последние из них умерли в 90-х годах (последний генерал — В. Н. Выгран, умер в 1983 г. в Сан-Франциско).
В Советской России
Оставшиеся в Советской России офицеры по своему положению разделялись на три категории: служившие в белых армиях; служившие в Красной армии; те, кто растворился среди населения, скрыв свое прошлое. Их положение, впрочем, сколько-нибудь существенно различалось только в первые годы, затем же судьбы их были примерно одинаковы, поскольку советским режимом они рассматривались как в равной мере нежелательный и опасный элемент.
Бывших офицеров белых армий можно, в свою очередь, разделить на три группы: 1) взятые в плен — таких часто немедленно расстреливали, остальных отправляли в лагеря и только небольшую часть сразу ставили в строй, 2) оставшиеся в прифронтовых местностях после отхода белых — их вылавливали при регистрациях с теми же последствиями, 3) вернувшиеся из эмиграции — из них возможность уцелеть была выше в том случае, если они делали это нелегально или по фальшивым документам. Но, так или иначе, большинство бывших белых было истреблены еще в 20-х годах. Весной 1920 г. в одной Бутырской тюрьме сидело около 2000 офицеров различных белых армий, причем несколько тысяч погибли в предшествующую зиму в результате расстрелов и повального тифа (ежедневно оставалось до 150 невывезенных трупов). Тогда же несколько тысяч офицеров содержалось в Покровском и Андрониковском концлагерях в Москве, в июне 1920 г. офицеры, содержавшиеся в Покровском лагере (1092 чел.) были отправлены на Север и расстреляны
[1289].
На территориях, только что отвоеванных у белых, немедленно разворачивался новый виток террора. При отступлении белых от Сарапула было расстреляно большое количество членов семей офицеров, служивших в белой армии. В Екатеринбурге в первые дни после взятия города — 2800 чел.
[1290]. В Одессе в начале 1920 г. ежедневно расстреливалось в среднем по 100 ч (иногда по 30–40, иногда — 200–300). Всего погибло по разным данным от 10–15 до 7 или 2 тысяч; в одном отчете Одесской ЧК с февраля до мая 1921 г. насчитывается 1418 чел. Все офицеры, захваченные на румынской границе (не пропущенные румынами через Днестр и не успевшие присоединиться к войскам Бредова) — до 1200 ч были постепенно расстреляны в лагерях, массовый расстрел их был произведен 5 мая. Очевидец, живший в Екатеринославе летом 1920 г. вспоминает: «В ту же первую ночь из всех тюрем были отобраны добровольческие офицеры, переведены в большой дом Брагинского на Новодворянской улице и тогда же… под шум двух сильных автомобильных моторов все доставленные офицеры были скошены пулеметным огнем»
[1291]. В одной Екатеринодарской тюрьме с августа 1920 по февраль 1921 г. было расстреляно около 3 тыс. чел., большинство которых — в августе 1920 г. во время белого десанта на Кубань: 17–20. 08 погибло от свыше 1600 до около 2000 ч, затем меньше — 30. 10–84, в ноябре — 100, 22. 12-184, 24. 01. 1921 г. — 210, 5. 02–94. В Ростове в первые же дни после захвата города до 40 офицеров было сожжено в госпитале и расстреливалось затем до 90 чел. в ночь. В городах Ставропольской губ. также шли ежедневные расстрелы (по спискам — до 300 чел.)
[1292]. Пленные из Новороссийска доставлялись в Ростов, где по результатам работы проверочных комиссий часть расстреливалась на месте, а остальные направлялись в лагеря центральной России
[1293].
