В коридоре никого. Темно. Направился сразу, без лишних раздумий, в комнату Ален. Чуть скрипнула дверь… Она лежала на кровати, пристально смотрела в его сторону. Никто из них даже не удивился, не улыбнулся друг другу. Будто знал заранее, что так и будет, вечность ждал этой встречи и наконец дождался. Ален была очень бледна… В остальном вид ее был ужасен: худое, заострившееся лицо, черные круги под глазами, черные глаза и неожиданно черные волосы, беспомощно рассыпавшиеся на идеально белой подушке. Рядом капельница с метровой стойки бесшумно питала девушку каким-то живительным раствором.
В изголовье кровати висела картина — небольшой совсем набросок девичьей фигурки. Подняв голову, девушка смотрела на того, кто смотрит на нее. Несмотря на то что портрет висел в полутора метрах над полом, казалось, смотрящий парит над девушкой в воздухе, как ангел или вольная душа; или девушка, пожертвовав своим положением, позволила наблюдателю возвыситься над ней. Наблюдателя, похоже, она очень любила… Всем своим видом, особенно улыбкой, мягкой, ненавязчивой, но такой светлой, согревающей сердце, рисованная девушка говорила: не волнуйся, все прошло, все позади, все будет хорошо, любимый… Боже, неужели Ален когда-то была такой?
— Ален, это ты? — не отводя глаз от портрета, Эрос прошептал дрожащими губами. Почему-то сразу же захотелось уйти.
— Нет, не я. Я не знаю, кто я.
Губы не двигались, казалось, говорили почерневшие, навек утратившие беззаботную синеву глаза.
— Не плачь. Я так долго ждала тебя, а ты плачешь.
Ах вот оно что! Эрос захлюпал еще громче. Неясно было только, кого ему жалко — Ален или себя. Вытер слезы — и узнал прежнюю Ален. Да, бледна, да, похудела сильно, но так же обалденно красива; очи и впрямь свеже-синие, какими он их себе представлял, какими они были на чудесном портрете; и волосы светло-русые, а не посыпанные черным пеплом.
— Как дела твои?
— Как видишь. Дома уже, слава Богу, не в больнице. А ты так ни разу не приехал.
— Извини… А я вот звонил, звонил, а дверь оказалась открытой.
— Мне ужасно йогурта захотелось. Папа в магазин пошел. Я попросила дверь оставить открытой. Боюсь быть запертой… А ты как узнал, что я здесь?
— Не поверишь! Словно голос внутренний подсказал!
— Странно. Разве Александр Иванович не сказал, что меня вчера выписали?
— Вчера?! Да, то есть нет… Так это, значит, его картина?
Ален подозрительно глянув на парня, отвернулась, будто он вдруг стал ей ненавистен. Спросила, так и не обернувшись:
— Эрос, ты для чего пришел? Что тебе нужно от меня? И вообще, — Ален вновь повернула к нему голову, и вновь ее дивные очи показались Эросу почерневшими, — что у вас произошло?
— Кондрат, Палермо и Александр Иванович…
— И Александр Иванович?!
Эрос запнулся. Стоял, слегка пошатываясь, подбирая слова.
— Его я ударил бутылкой. Сейчас он…
— Зачем?! — до девушки не сразу дошел смысл сказанного.
— …Сейчас он лежит на диване. Страшный. Но Кондрат страшней. И Палермо…
— Бог ты мой! А с ними-то что?! Ты их тоже бутылкой?!
— Нет. Это все рулетка Кондрата. Гемолот. Сначала файл-убийца достался Кондрату. Видела б ты его. Он страшней смерти!.. Потом — Палермо. Лучше бы я, а не он. Ален, ну почему он, а не я?!
— Держи себя в руках, Эрос. Ты тоже играл… в рулетку?
— Да, дважды. И оба раза мне пощастыло. А Палермо — нет!
— А Кондрату?
— Кондрату тоже. Но это его затея! Его!.. Вот его Бог и наказал.
— И тебе ничуть не жаль Кондрата?.. Хм, совсем как меня.
— Жаль, не жаль… Ален, сейчас это не имеет значения. Сейчас нужен только он…
— Что тебе опять от меня нужно, Эрос? Ты никогда не приходишь просто так.
— Ален, мне нужен твой файл.
— Мой?
— Любовь. мп3.
— Ишь чего захотел, — Ален снова отвернулась. — Ты, как видно, уже забыл, что из-за него меня… У меня его больше нет, Эрос.
— Как нет?! Ответь! В твоем комгеме должна остаться копия!
— Так возьми. Зачем в этом случае тебе нужна я?
— Что значит «возьми»? Ты хочешь сказать… Любви больше нет?
— Вот именно, нет любви, — Ален обратила на Эроса удивленно-негодующий взгляд, будто не узнавала его, негодовала, с какой это стати незнакомый, чужой парень завалился без спроса в ее дом. — Я выкинула любовь вон из сердца. Вон, любовь!
— Вообще-то, я другую любовь имел в виду…
— Мне наплевать, кого ты имел! Пошел вон из моего дома!
— Погоди, я уйду. Конечно, уйду. Но там ребята. Они умирают. Может, это последний шанс…
— А когда я умирала?! Кто-нибудь вспомнил обо мне?!
— Прости, Ален, я бесконечно виноват перед тобой. Я сделаю все, что ты захочешь, только… Только помоги спасти пацанов.
— Нет!!.. Понимаешь, у меня больше нет того файла! Я удалила его из комгема.
— Зачем, зачем ты это сделала?!
— Пошел на хер!
С опущенными руками Эрос обмер посреди комнаты. Руки показались ему немыслимо неуклюжими, чужими, ненужными. Как падшему ангелу — крылья.
— Все, это конец, — вздохнул-застонал Эрос, безнадежным взором обвел скуповатый, на время превратившийся в больничный мирок комнаты. Мирок любимой девушки.
— Последняя надежда исчезла. Теперь я свободен, — усмехнулся Эрос. В печальных глазах его отразился силуэт девушки. Но не Ален, в этот момент сжавшейся, сгруппировавшейся под одеялом, точно для внезапного броска, но далекой Амелиски. Прекрасной обладательницы чудесных оленьих рогов, обитательницы неведомого ада. Лишь до последней, близкой минуты неведомого.
— Ты и вправду готов сделать все, что я скажу тебе? — голос у Ален был предельно спокоен, зато один глаз показался блистательно синим, другой — расцвеченный солнечным золотом. Эрос миг упивался ее красотой, лишь миг любовался прежней любимой. Какой же родной она была ему в это короткое мгновенье!
Не дождавшись ответа, Ален позвала его:
— Возьми на столе нож и подойди ко мне.
Эрос взял со стола нож, лежавший рядом с половинкой яблока, и безропотно подошел.
— Дай-ка, — Ален забрала нож, другой рукой взяла юношу за левую руку, близко поднесла к глазам, несколько секунд читала линию его судьбы; с облегчением вздохнула, не обнаружив в ней себя, и вдруг наотмашь полосонула ножом по ладони. Эрос даже испугаться не успел — лишь инстинктивно отдернул руку. Из косой раны брызнула кровь. Потом пришла боль.
— Ты чего это?.. Око за око?
— А ты хочешь спасти друзей?.. Так иди спасай! Я же не могу за тебя сделать это. Слабая я еще…
