Нанни, словно догадавшись, о чем я думаю, спросила:
– Что, не нравится такая жизнь? И охота на волков тоже не по душе?
Она протянула мне кружку с кипятком. Обхватив ее ладонями, я почувствовала, как согреваются пальцы. Потом поднесла к губам, подула и отхлебнула.
– Зачем убивать так много? – спросила я немного погодя.
Нанни рассмеялась. Не со злости, наверное, просто решила, что я дурочка. У нее были мелкие редкие зубы.
– Настрелять побольше – в этом весь смысл, – ответила она.
– Но… почему? Разве недостаточно убивать ровно столько, чтобы быть сытой? А волчата? Их-то хотя бы можно было не трогать?
– Волчата – главная моя добыча, – перебила Нанни. – Каждую ночь, лежа в темноте, я мечтаю, что к шесту с мясом придет волчица с волчатами. Знаешь, какую отличную цену дают за каждого волчонка?
Она сунула руку в карман куртки, вынула кошелек, расстегнула и показала мне. Сколько там было серебряных монет! Гораздо больше, чем Фредерик получил за свою работу на корабле.
– Все это за волков, которых я продала в поселковые лавки, – сказала Нанни. – Тамошние торговцы сбывают зверей на корабли, а те увозят их в дальние края – на большие острова, где полно богачей, мечтающих о белых шкурах на полу и белом волке во главе упряжки.
Она закрыла кошелек и сунула назад в карман.
– Каждый выживает как умеет, – сказала она. – Так поступают волки, так поступаю и я.
Она вздохнула и посмотрела в отверстие в стене.
– Да когда же это кончится! – пробормотала она.
Она имела в виду метель. Снег валил уже много часов кряду, ничего нельзя было разглядеть в этой грязно-белой кутерьме. Нанни не выходила проверять сигнализацию – ждала, когда снегопад поутихнет. Но время шло, и она начала терять терпение. Банки на веревке висели недвижимо и не издавали ни звука. В конце концов Нанни принялась расхаживать взад и вперед, досадуя, что приходится вот так сидеть сложа руки.
– Мясо, поди, свалилось с шеста, – сказала она, словно на самом деле увидела, как оно упало в снег, а какой-то волк сожрал его в один присест и убежал прочь, сытый и довольный.
Вдруг она подошла к своему ружью, взяла его и решительно направилась к двери.
– Все-таки пойду посмотрю.
Ей пришлось всем телом навалиться на дверь – так нас занесло снегом.
Я закрыла за ней, а потом подошла к дыре в стене – посмотреть, где Нанни, но в белом месиве ее было не различить.
Зато теперь я услышала, какая здесь царит тишина. Лишь тихо-тихо потрескивал огонь в очаге, а больше – ни звука. Снежинки, метавшиеся в воздухе, бесшумно опускались на мягкую кровлю, под крышей не слышно было, как завывает и стонет ветер.
Нет, все-таки тут было не совсем тихо. Вдруг я услышала приглушенный крик, будто кто-то со скрипом проволок мебель по полу. Он донесся откуда-то снаружи, из метели.
– Сири!
Это кричала Нанни, голос ее дрожал от страха. Крик оборвался, а потом я услыхала звук, от которого все во мне похолодело: заливистый волчий лай!
Я бросилась было к двери, но сразу вернулась, схватила второе ружье, висевшее на стене, и взяла со стола коробку с пулями.
Только я вышла, как сразу провалилась в снег, которого намело выше колен, и выронила ружье. Я выловила его и огляделась. Все кругом было белым-бело – все белое, липкое и мокрое. Снежинки налипали на брови, ничего нельзя было разглядеть, кроме этой сплошной белизны.
– Где ты? – крикнула я.
– Здесь!
Я попробовала пойти на голос, но сразу же потеряла направление.
– Где? Крикни еще раз!
– У шеста! Скорее сюда!
Конечно, у шеста – теперь мне стало ясно, что делать. Я вернулась назад к двери и прошла вдоль стены дома к дыре. Сунув коробку с пулями в карман, я ухватилась за веревку и так начала пробираться вперед, держась за нее. Веревка была почти десять метров длиной, так говорила Нанни; на то, чтобы пройти столько по глубокому снегу, требуется немало времени. Сердце мое стучало от страха – страха перед волком, который, как я догадывалась, поджидал меня там; страха увидеть, как он приближается ко мне, раскрыв пасть; страха, что зверь вцепится тебе в живот, но сильнее всего был страх остаться снова одной. Ведь если волк убьет Нанни, а меня не тронет, я снова останусь одна – поэтому я спешила изо всех сил, так быстро, что веревка жгла руку. Другой я сжимала холодный ствол ружья.
Вдруг я различила в метели белую спину.
– Это я! – крикнула я, скорее обращаясь к волку, как бы глупо это ни звучало. – У меня ружье!
– Стреляй же! – велела Нанни.
Волк обернулся, ища меня в пелене снега. Увидев меня, он замер на миг, оценивая, кто я такая. Он был здоровенный, но худой. Я вздрогнула, когда он оскалился. Нащупала в кармане коробку, достала пулю и сунула в дуло. Коробка сразу стала грязной от снега. Я попробовала закрыть крышку, но ударила так, что почти все пули выпали, и осталось только две. Теперь волк направился в мою сторону. Какой же он был огромный и страшный, а клыки длиннющие – такому наверняка ничего не стоило слопать меня в один момент. Я прицелилась. Теперь мне на самом деле хотелось убить его; я его ненавидела, он заставил каждый мускул моего тела дрожать от ужаса, пробудил во мне злобу, клокотавшую в горле. Я посмотрела прямо в его холодные глаза: волку не было до меня никакого дела, ему было все равно, что я плакала над тем маленьким волчонком, которого видела в порту. Да, Нанни права: каждый заботится лишь о том, чтобы выжить самому.
Мне показалось, что курок спустился сам собой, приклад ударил в плечо, и боль пронзила все тело.
Я промахнулась. Волк вздрогнул, выгнул спину, но, отбежав в сторону, остановился и оглянулся. Выстрел и запах пороха испугали его.
Тогда я решилась. Снова зарядила ружье, но на этот раз подняла дуло вверх и выстрелила. Волк отбежал еще дальше. Снова остановился и посмотрел на меня, словно догадывался, что скоро у меня кончатся пули, и хотел знать, как я распоряжусь последней.
Пока я заряжала ружье, руки дрожали так, что, казалось, оно жило само по себе в моих руках, металось туда-сюда, будто пойманная рыба. Я целилась то в волка, то в воздух и не могла решиться. Зверь смотрел на меня холодными глазами. Он ждал. Нанни крикнула, чтобы я стреляла скорее, но снег заглушил ее голос, так что он казался почти ненастоящим. Единственное, что было настоящим, – это волк передо мной. Казалось, время остановилось, может быть, прошел целый год.
Но вот зверь дернулся, бросился наутек и исчез в молочно-белом мире. Выстрелив в воздух, я поискала его взглядом. Волка нигде не было.
Кто годится в охотники
