– Как ты догадался, что это не я взяла твои деньги?
Фредерик посмотрел на меня лучистыми голубыми глазами.
– Эх ты, Кнопка! Да будь ты из тех, кто в первую очередь думает о себе, никогда не отправилась бы в плавание по Ледовому морю. Верно ведь?
– Может, и верно, – согласилась я и снова почувствовала себя необыкновенно счастливой: хорошо, что Фредерик не поверил наговорам Урстрёма, а догадался, как все было на самом деле.
Фредерик откусил еще пару кусков, а потом продолжил рассказ.
Конечно, Урстрём не желал признаваться, что это он присвоил денежки. Но его надежды, что Фредерик забудет наш план, не оправдались. Как только лед взял в плен «Полярную звезду», Фредерик покинул корабль и направился в Портбург. Он ничего не знал обо мне. Даже не знал, жива ли я, поэтому решил в одиночку найти Белоголового и спасти Мики. Но он не мог поселиться ни в одном трактире, Урстрём ведь украл все его деньги.
– Но… – он улыбнулся мне. – Черт побери, мне здесь даже лучше.
– Верно, – согласилась я. – В трактире я бы и сама ни за что на свете жить не стала. Представляешь, я там встретила трех мерзавцев, которые обещали рассказать, где искать Белоголового, хотя сами не имели об этом ни малейшего понятия.
– Этот Белоголовый, о нем столько разговоров, что кажется, будто он живет тут на каждом острове, – покачал головой Фредерик. – Кого ни спроси, получишь разный ответ.
Он вытер ладони о штаны. Потом принес свой мешок и достал оттуда карту. Он водил пальцем по разным островам и рассказывал:
– Один человек, которого я встретил в порту, утверждал, что Белоголового можно найти здесь, в паре морских миль южнее острова Крайний. Но другой сказал, что он на острове Угрей, который находится восточнее. Торговец, которому я продаю тупиков, утверждал, что искать надо где-то к северу от Жирного острова, но это вряд ли, поскольку те шхеры не больше моего кармана.
Он вздохнул и снова свернул карту. Мы доедали птиц и обсуждали, как бы нам выведать, где же на самом деле остров Белоголового. Как глупо, сердилась я на себя: я уже однажды там побывала, а ничегошеньки не помню!
Я наелась до отвала.
– Ничего вкуснее не ела с тех пор, как… с тех пор, как ты последний раз жарил для меня морского попугая.
– Нужно было бы яйцо добавить, – сказал Фредерик, – но у меня ни одного нет. Без яйца вкус не тот.
– Вот отдохну и пойду поищу, может, найду гнездо китовой курицы, – пообещала я. – И принесу яйцо, раз тебе так больше нравится.
– Здесь нет китовых кур, – покачал головой Фредерик и принялся чистить кофейник метелкой, сделанной из маленьких прутиков.
– Как это?
– На острове Крайний нет китовых кур, – повторил Фредерик.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все. Последнюю подстрелили лет пятьдесят назад, это рассказал мне торговец птицами. Так что, если хочешь найти яйцо, придется идти далеко – к шхерам в открытом море.
Он насыпал кофе в кофейник и положил туда снег, при этом все время что-то бормотал себе под нос, словно разговаривал сам с собой.
– Хотя в эту пору в яйцах растут цыплята.
Я вскочила.
– В чем дело? – спросил Фредерик.
– Кажется, я кое-что поняла, – сказала я. – Покажи мне еще раз твою карту, пожалуйста.
– На что она тебе? – удивился Фредерик, но протянул мне карту.
– Я знаю, кто может показать мне, где остров Белоголового, – сказала я. – Скоро вернусь.
Тот, кто нашел меня на льду
Я вернулась к тому серому дому. Сначала немного постояла на противоположной стороне улицы и посмотрела, не видно ли сгорбленной фигуры Железной Анны. Может, она еще не пришла? Я поднялась по лестнице и постучала в дверь. Странно было делать это снова. Я ведь едва не начала считать этот дом своим.
Никто не открывал.
Тогда я спустилась по лестнице и пошла к сараю. Финские сани так и стояли, прислоненные к стене. «На таких санках, – подумала я, – можно быстро скользить по льду, словно гагарка».
Я приложила ухо к двери и услышала, как Эйнар что-то насвистывает и бормочет, будто подзывает кого-то. В ответ раздавалось злобное шипение.
Я открыла дверь. Эйнар, сидевший на корточках на полу, в испуге обернулся.
– Я подумал, это мама, – сказал он, вставая.
– Извини, не хотела пугать тебя.
Я вошла и закрыла за собой дверь.
– Чем занимаешься?
Эйнар вздохнул и покачал головой.
– Да вот птенец не желает выходить, – пожаловался он и кивнул в сторону горы старого хлама на полу: черпак, спутанные сети, старый ящик для рыбы и все такое.
– Целый день упрямится. Я же говорил, что тебя он лучше слушается.
Мы помолчали немного, стояли и смотрели на пол. Ну и, может, иногда друг на дружку.
– Почему ты вернулась? – спросил Эйнар.
– Потому что это был ты, – ответила я.
– Что?
– Это ведь ты нашел меня на льду.
Эйнар издал нечленораздельный звук, который должен был выразить удивление.
– Нет, не я, – буркнул он.
– Теперь понимаю, почему тебе так важно, чтобы мама не увидела цыпленка, – сказала я. – Она страшно рассердится, если узнает правду. Может, даже велит тебе от него избавиться.
Эйнар вздохнул, попытался возразить, но не смог.
– Потому что Железная Анна строго-настрого запретила тебе одному выходить в море, верно? А я тут недавно услышала кое-что о китовых курах, чего раньше не знала. Оказывается, они не водятся на этом острове.
– Ну, хорошо, – кивнул Эйнар, – это был я.
Он выглянул за дверь проверить, не вернулась ли домой Железная Анна.
Потом сел на пол и посмотрел на меня. Взгляд его был серьезен.
– Ты много болтаешь, вот что, – проворчал он. – Ты поселилась в нашем доме и ела наш суп, а потом заявила, что я не должен учить птенца работать и что сам обязан ловить себе селедку. А ты знаешь, что такое голодный год?
– Знаю.
Эйнар помолчал, посмотрел на старье, за которым прятался цыпленок.
– Китовая курица всегда найдет рыбу. Для них не бывает голодных лет.
– Может, и так.
Он снял амулет, который носил на шее, – тот, что получил от Железной Анны, когда погиб его отец.
– Мама велела мне носить его и никогда не забывать, что мой папа погиб из-за сельди, – сказал он.
