Голубка посмотрела на меня. Погладила волчицу по голове и несколько раз сглотнула.
– Я согласилась стать его дочерью. Сделала это из страха. Я боялась непосильного труда, боялась сломаться там, внизу, умереть, сгинуть навсегда.
Три дня и три ночи на «Снежном вороне» пировали, празднуя ее согласие. Девочку кормили и поили всякой вкусной едой, качали, подбрасывая в воздух с криками ура. Белоголовый назвал ее Голубкой. Он радовался: теперь у него был «Ворон», который приносил ему детей, и Голубка, которая за ними приглядывала.
Так проходили дни, месяцы, годы. Голубка выполняла свои обязанности, и Белоголовый был ею доволен. Она не пыталась убежать: куда идти такой, как она? Той, которая купила свободу, продав собственную душу.
Она снова посмотрела на меня.
– Ты думаешь, что невозможно жить с этим на совести? И заботиться только о себе? – спросила она. – Видишь, у меня получилось. В те ночи, когда боль становится нестерпимой, я прихожу сюда. Отпускаю волчицу с привязи, чтобы она немного побегала, снимаю с нее шоры, чтобы она не ослепла. Волку все равно, продал ты свою душу или нет. Она меня любит. А я люблю ее. И это дает мне силы жить.
Голубка отпустила волчицу, подошла ко мне, крепко стиснула мои плечи.
– Ты можешь стать такой, как я, – сказала она. – У тебя будет хорошая еда и одежда. А если захочешь, сможешь приходить со мной сюда по ночам, когда будет бессонница. Иногда я даже чувствую себя здесь счастливой.
Я посмотрела на нее, в ее глаза, похожие на разбавленное молоко.
– Я не верю в это.
Голубка отпустила меня и села на табурет.
– Ты что, предпочитаешь лежать в кровати и плакать?
– Нет. Я хочу спасти моего друга и мою сестру. И всех детей, хоть они мне и не больно нравятся. Это не их вина, что они ведут себя как звери.
Она вздохнула.
– Ничего у тебя не получится, разве ты этого не понимаешь?
– Нет, я спасу их! Дай мне ружье!
Голубка рассмеялась пустым затравленным смехом.
– Я не могу этого сделать. Ну, идем назад.
– Нет! – Я встала у двери, загораживая ей путь. Она рассердилась и сказала громче:
– Не надо было приводить тебя сюда! Я надеялась, что ты поймешь.
– Никогда я не пойму, как можно держать детей пленниками, зная, что это неправильно.
– Я сделала свой выбор!
– Ты можешь изменить его!
– Нет. Слишком поздно. Ведь я согласилась стать дочерью Белоголового.
– Ты же ею на самом деле никогда не была! Ты не такая, как он. Родство – оно не в цвете волос.
Голубка заплакала и опустилась на пол. Она перебирала свои волосы, которые поблекли и побелели от страха, а потом посмотрела на меня.
– У тебя красивые волосы, – проговорила она. – Черные как уголь.
– То, что связано с углем, не может быть красивым, – ответила я. – Пожалуйста, помоги мне.
Она улыбнулась, продолжая гладить свои волосы.
– Мои тоже были красивые. Хоть в это и трудно теперь поверить. Но они не были черными.
– Они были каштановые?
– Нет, рыжие. Густые и блестящие, словно золото.
Я внимательно посмотрела на нее и вдруг вспомнила:
– Я знаю одного человека, у которого волосы точь-в-точь как у тебя.
Правильный уголь
Белая волчица бродила по комнате и обнюхивала разные предметы. Иногда лизала пол. Может, Белоголовый ронял еду, когда был занят своими чертежами и расчетами? Пока волчица ходила и выискивала остатки пищи, я села на пол рядом с Голубкой и сказала:
– Мой друг, которого они собираются расстрелять утром… У него точно такие же волосы, какие были у тебя, когда ты была маленькой. Он рассказал мне, что у него была младшая сестра, однажды они вместе ловили крабов и ее украли пираты.
Голубка сглотнула, я почувствовала, как она задрожала всем телом.
– Двенадцать лет он плавал по морям и пытался все забыть, – продолжила я. – Но не смог. Поэтому он решил помочь мне и отправился сюда, чтобы попытаться освободить мою сестру. Но нас поймали. Вот почему я теперь пленница Белоголового, и поэтому моего друга расстреляют рано утром. Его зовут Фредериком, а тебя, как я догадываюсь, звали Ханна?
Когда я произнесла эти последние слова, с Голубки словно спало проклятие, что-то освободилось в ее душе, и она заплакала так безутешно, как никогда раньше. Волчица сразу подбежала к ней и ткнулась мордой, но Голубка продолжала плакать.
– Дорогая, пожалуйста, одолжи мне винтовку, – попросила я.
Она закрыла лицо руками и покачала головой.
– Он бросил меня, – всхлипнула она. – Оставил одну на шхере, хотя я этого не хотела.
– Он пришел сюда, чтобы искупить свою вину, разве ты не понимаешь? Никогда не поздно исправить содеянное.
Голубка долго сидела, закрыв лицо ладонями. Так долго, что у меня почти кончилось терпение. Я видела, что за окном занимается серый рассвет. Наконец я откашлялась и спросила:
– Ну, что скажешь?
Тогда она вытерла щеки и несколько раз хорошенько сморкнулась.
– Прибежав на «Ворон» с одной-единственной винтовкой, никого не спасешь, – сказала она. – Там каждый пират вооружен до зубов. Нам надо что-то придумать.
– Нам? – переспросила я. – Так ты готова помогать мне?
Она кивнула.
– Да, я помогу тебе.
Меня захлестнуло прежде незнакомое чувство. Не знаю, облегчение ли это было, радость или страх, но оно заставило меня вскочить с места.
– Ну же! Что будем делать?
Голубка задумчиво закусила губу.
– Чтобы застрелить капитана, достаточно одной винтовки, – сказала она.
– За-застрелить его? – переспросила я. – Неужели ты решишься на это?
Она покачала головой.
– Главное, чтобы он решил, что я могу это сделать. Пойдем!
Волчица не оглянулась на нас, когда мы поспешно вышли из комнаты, оставив ее одну. Снаружи уже рассветало. Было даже светлее, чем я предполагала, от этого у меня тревожно забилось сердце и засосало под ложечкой. Только бы мы не опоздали!
Голубка сбивчивым шепотом объясняла мне план.
– Мы разбудим его, пока он не встал с постели. И велим пойти на корабль и освободить Фредерика. Пираты любят своего капитана и не станут сопротивляться, пока я держу винтовку, нацеленную ему в голову. А когда они… – тут она замолкла на миг. – Когда они отпустят Фредерика, вы с ним отправитесь освобождать детей. А потом…
