Гребцы живо заскочили в шлюпку. Дети в испуге отшатнулись, когда вместе с ними в лодку попала ледяная вода. Задира захохотал и объявил: отчаливаем. Он взял одно весло, а Пустая Бочка – другое, и шлюпка заскользила прочь от берега.
Плавание по заливу сопровождалось ужасной качкой. Дети, стуча зубами, смотрели на волны, кое-кто с тревогой поглядывал на «Снежного ворона», который становился все ближе. Все молчали.
Нет, одна таки решилась заговорить. Мики. Она пробралась на нос шлюпки и потянула Голубку за штанину, та оглянулась.
– Мне нужны новые сапоги, – сказала Мики.
– Тихо! – шикнула я. Надо же такую глупость сморозить! Вокруг сидит десяток детей, у которых от башмаков вообще одни подошвы остались, а она ноет!
Но Голубка кивнула Мики и пообещала:
– Мы для всех подберем хорошую одежду.
Лодка ткнулась носом в борт «Снежного ворона»; этот поцелуй означал, что мы приплыли. Нам спустили веревочную лестницу, и дети один за другим вскарабкались наверх. Козырь и Лисья Шкура помогали им перелезать через борт. Конечно, пираты не могли удержаться от шуточек, уж такие они были: привыкли задирать тех, кто меньше и кого легко напугать.
– Такие грязные дети нам на судне не нужны! – заявил Лисья Шкура. – Может, стоит их прокилевать, чтобы придать приличный вид?
– Ага, связать всех разом и тащить на буксире! – поддержал Козырь. – Возиться с каждым по отдельности у нас времени нет.
Но тут на борт поднялась Голубка и велела прекратить шуточки.
Когда дети и Фредерик оказались на борту, Голубка громко распорядилась:
– Свиная Рожа и Треух, нагрейте воды для мытья! Здоровяк и Корявый, найдите куртки и обувь для всех детей. А Пустая Бочка и Задира, отправляйтесь назад на берег и привезите моего отца! Живо!
Дети спустились по лестнице вместе со Свиной Рожей, Треухом, Здоровяком и Корявым. Но я осталась наверху с Фредериком. Одежда у меня хоть и была местами дырявая, но еще вполне годилась – в ней можно было дотянуть до возвращения домой. Пиратские обноски я не надела бы ни за какие коврижки.
Фредерик уперся руками о борт и смотрел на узкий пролив, который служил выходом из бухты в открытое море. Какой же он был красивый! Ветер развевал его волосы, рыжие, словно сверкающее золото. Я подошла к нему, и мы долго стояли молча – до тех пор, пока Пустая Бочка и Задира не вернулись с телом Белоголового. Тогда я сказала:
– Как ты думаешь, на этом корабле умеют варить кашу?
– Черт побери! – оживился Фредерик. – Пожалуй, стоит пойти помешать как следует поварешкой.
– Да, – кивнула я. – Но мучных червей мы для пиратов вылавливать не станем.
– Ну уж нет, – согласился Фредерик и сплюнул в море. – Пусть сами управляются.
Когда Брур с Северного поднялся из трюма, мы с Фредериком не смогли сдержать улыбки. Мальчик вымылся и переоделся, но куртка явно была ему велика, а шапка из овчины съезжала на глаза, так что ему приходилось придерживать ее рукой, чтобы хоть что-то увидеть. Следующим появился Ивар с Крайнего острова. В штанах из тюленьей кожи, которые он вполне мог натянуть до самого носа.
Один за другим дети поднимались на палубу. Тех, кто раньше ходил в лохмотьях, теперь одели в пиратские теплые куртки и штаны, шапки и башмаки. Все очень потешно выглядели в этих обновках, но Мики смешнее всех. Когда она наконец-то появилась на палубе, на ней были такие огромные сапожищи, что просто чудо, как она изловчилась подняться в них по лестнице. Пока все другие потешались над ней, я подошла и взяла сестру за руку:
– Спустись и надень свои старые сапоги! – велела я.
– Но старые мне жмут! – пожаловалась Мики.
– Но они все-таки еще годятся, – настаивала я. – Прекрати выставлять себя на посмешище!
– А им почему можно? – захныкала Мики и показала на других детей, которым сапоги были тоже явно великоваты.
– Они не такие маленькие, как ты, – сказала я. – Иди вниз и переобуйся.
Тут Мики заревела в три ручья и заявила, что никогда-никогда не наденет старые сапоги, потому что они ей жмут, и я должна в конце концов это понять!
Что мне было делать? Я обняла ее. Мне вдруг стало ее ужасно жалко.
– Ну тогда не вини меня, если будешь спотыкаться каждые пять минут.
Мики пообещала, что не будет.
Между островом Мокрый и Кошачьей шхерой
Если меня когда-нибудь спросят, где похоронен Белоголовый, то я отвечу: он лежит между островом Мокрый и Кошачьей шхерой, укачиваемый длинными руками коричневых водорослей. И это правда. Я сама видела, как его опускали в море.
В тот день выдалась отвратительная погода, но и человек, отправлявшийся в море, был ей под стать. Белоголовый лежал на шканцах
[16], серый и холодный. Его лицо, старое и юное одновременно, было словно высечено из камня. Кровь на шее запеклась и почернела.
Вся команда собралась вокруг своего капитана. Мы с Фредериком стояли чуть поодаль. Унни с острова Диво, Улав с Бурного и Дага с Соленого тоже захотели присутствовать. А Мики вместе с другими детьми осталась на жилой палубе.
Козырь принес мешок. От мокрого снега палуба сделалась скользкой, и пират чуть не упал, когда вместе с Корявым собирался поднять труп. Трудно сказать, казалось ли мне это зрелище нелепым или, наоборот, ужасным.
Белоголового положили в мешок и туда же отправили двенадцать пушечных ядер – так полагается капитану пиратов. Потом Козырь надежно зашил мешок. Свиная Харя, Здоровяк, Нос-по-ветру и Рубака были самыми сильными, они подняли мешок и направились на корму. Раскачав его – хей, о хей, о хей, – они швырнули мешок в море. Он в мгновение ока скрылся в волнах. Лишь несколько больших пузырей всплыло на поверхность – как прощальный привет от того, кто запустил однажды когти в мою сестренку. Никогда больше он не сможет сделать этого снова! Шкварка ударил в корабельный колокол.
В тишине, повисшей после, я посмотрела на Голубку. Она завязала волосы в узел. Поверх кожаной куртки на ней был плащ из пестрой шкуры тюленя-хохлача – наверное, она получила ее от Задиры. На поясе висел нож. Брагдер то и дело подходил к Голубке и что-то нашептывал. Словно у него было много полезных советов для нее и он хотел помочь ей строить планы. Планы капитана пиратов.
Мне кажется, что Фредерик думал о том же, что и я, потому что немного погодя, когда Голубка проходила мимо, он сказал:
