– Предал нас. – Нарок заставил себя выдавить эти слова. Он произнес их дрожащим голосом, опустил взгляд и гулко выдохнул: – Прости, брат, что я посмел допустить такую мысль, но так говорили все!
– Все? – Я с трудом сдержался, чтобы вновь не схватить своего ликтора за грудки и прямо здесь не придушить.
Нарок только лишь растерянно пожал плечами.
– И вы поверили в это? – рассвирепел я.
– Верь не верь, а тебя нет. Никто не говорил ни слова, а в лагере на каждом углу шептались, что ты отправился в римский лагерь к Крассу, чтобы подписать нашу капитуляцию! Поговаривают, что Красс стал разговорчивее с тех пор, как освободился Помпей со своими легионами и у сената появилась возможность выбирать, чьими руками закончить эту войну! – на одном дыхании выпалил седовласый ликтор.
– Нарок… Все это такая чушь! – Я всплеснул руками.
– Сам пойми, Спартак, когда нервы на пределе, ты готов поверить во что угодно!
– Верю, – согласился я, видя разбитого Нарока, который теперь горько сожалел о том, что поверил слухам.
Услышав мои слова, ликтор расцвел. На его лице появилась улыбка, в глаза вернулся блеск. Я же, напротив, сделался хмурее тучи. Вот почему раньше ударил Каст. Но кто пустил по лагерю слухи? Я почувствовал, как свело мои скулы, потемнело в глазах. Не владея собой от подступившей ярости, я вновь схватил ликтора за грудки и принялся отчаянно трясти Нарока.
– Кто это сказал? – закричал я.
– Об этом говорили все, мёоезиец… – выдавил растерявшийся ликтор.
Я нехотя отпустил Нарока и попытался переварить его слова. Эмоции переполняли. Однако поддаваться этим эмоциям я не имел никакого права. Видя мое состояние, Нарок поспешил объясниться:
– Тебя спохватились люди, Спартак! Пошли домыслы.
– Но… – Я запнулся и больно врезал себе кулаком по лбу, понимая, как жестоко просчитался.
Люди в моем лагере начали спрашивать обо мне, но никто из полководцев не смог внятно объяснить, где я. Еще бы, никто из них понятия не имел, куда я иду и зачем! Пошли домыслы, расползлись слухи. Я просчитался и теперь расплачивался за свою безалаберность! Я хотел спросить Нарока, почему он бросился в погоню за горсткой дезертиров, увлекая за собой всю конницу, вместо того чтобы участвовать в сражении, но вдруг понял, что знаю ответ. Восставшие шли сюда умирать, а перед смертью они хотели забрать на тот свет как можно больше жизней римлян. Никто из них не хотел оказаться распятым, опозоренным. Они считали, что потеряли вождя, а вместе со мной они потеряли веру. Успех восстания у рабов олицетворялся с именем мёоезийца. Имя «Спартак» у повстанцев ассоциировалось с успехом. Спартак был тем человеком, который не мог обмануть. Никто не хотел снова лишиться свободы, вновь обретенной семьи.
– Тебя нашел Рут? – наконец приведя мысли в голове в порядок, спросил я.
Нарок покачал головой. Тем лучше. Руту следовало успокоиться, иначе гопломах вполне мог оторваться на Нароке, который не заслуживал взбучки. Нарок начал что-то говорить, но я вдруг резко потерял к ликтору интерес. Все, что надо, я узнал. Теперь мое внимание переключилось на поле боя, где тела восставших падали камнем вниз.
Висбальд держался из последних сил. Его центурионы несколько раз тщетно пытались взять строй, однако окрыленные успехом ветераны напрочь забрали инициативу в свои руки. Гай Ганник вместе с Икрием и Тарком вплотную подвели свои легионы к римским укреплениям. Время утекало, я хотел остановить это безумие, но пока не знал как. Я огляделся. Мой взгляд упал на пилум, зажатый в руке мертвого римлянина, рядом догорал факел… Не дожидаясь, пока Нарок закончит свой монолог, я со всей силы влепил ликтору пощечину. Нарок подпрыгнул на месте и уставился на меня, потирая ушибленную щеку.
– Послушай меня, – прошипел я.
– Говори…
– Я хочу, чтобы ты прямо сейчас разыскал Рута и слово в слово передал ему мои слова! – выпалил я на одном дыхании.
Я медленно, так, чтобы Нарок запомнил мои слова, рассказал план, вдруг появившийся в моей голове. Глаза Нарока блеснули, он закивал и как-то совсем по-дурацки заулыбался своей хищной улыбкой с оскалом. Я смотрел на него исподлобья, испытывающе, пока улыбка не сошла с его лица. Седовласому ликтору следовало понять, что от исхода дела, которое я ему поручил, во многом зависит наша судьба. Нарок стал серьезным, на его лице появилась решимость.
– Постарайся ничего не перепутать, брат, потому что если ты начудишь, то, клянусь, я убью тебя, – предупредил я ликтора.
– Все сделаю, – пообещал он.
Гладиатор бросился выполнять мое поручение, по пути подобрал с земли пилум, схватил факел. Я проводил Нарока взглядом. В душу закрались сомнения. Так бывало каждый раз, когда ты затевал нечто бредовое, когда любая мелочь могла расстроить твой план.
Безумие продолжалось – тысячи восставших, будто рой пчел, словно бесчисленные стаи волков, кружили вокруг остатков римских дезертиров. Ганник готовился начать бессмысленную осаду римских укреплений с тремя легионами, помощи которых так не хватало Висбальду и Леониду. Рабы сбивались в кучки, толпой нападая на одного. Где-то дезертиры брали боевой порядок, смыкали скутумы, выстраивали черепахи и отражали выпады разъяренной толпы рабов. На какой-то миг я даже подумал, что римляне вполне себе сознательно использовали тактику отцепления от легиона. Дюжины отдельных вексилляций, мнимых дезертиров, рассредоточивали внимание моих сил. Я мотал на ус, на случай, если судьба даст мне шанс применить нечто подобное тактике римлян в будущих сражениях.
Рабы почувствовали кровь врага и хотели вкусить ее в полной мере, хотели отомстить. Заставить этих людей вернуться в строй, сделать из рабов солдат могло помочь только чудо. Наконец мой взгляд остановился на знаменах легиона Каста. Лучший легион армии повстанцев устроил настоящую расправу над одной из римских когорт, ударив легионеров в тыл. Под горячую руку рабов попал тот самый резервный левый фланг личного легиона Красса, который до того удачно оттеснил Икрия со своими бойцами. Я мог понять Нарока, понимал Висбальда, которые толком не разбирались в тактике и маневре. Но как подобный хаос в своих рядах допустил мой лучший полководец, способный тягаться в военном искусстве с римлянами? И главное, почему Каст не воспрепятствовал Гаю Ганнику, который собственными руками решил соорудить себе и своим солдатам эшафот? Я не успел найти ответ на этот вопрос, как увидел изувеченное тело своего полководца. Несколько рабов уносили своего вождя с поля боя. Каст, весь покрытый множественными ранениями, испустил последний дух. Его голова запрокинулась, тело обмякло в руках товарищей. Галл был мертв, но меч все еще был зажат в окровавленной руке.
Это был удар ниже пояса. Тот, кто должен был поберечь себя во благо своего легиона, допустил непростительную оплошность. Вместо того чтобы управлять своими бойцами, держать в ежовых рукавицах дисциплину легиона, Каст вышел сражаться с римлянами в первых рядах! Галл пал в бою, где просто обязан был побеждать!
