Несколько сотен гладиаторов остались на гарнизоне, при первой же возможности намереваясь обстрелять шеренги легионеров. Стоило отдать должное их мужеству как бойцов, но жертва, которую повстанцы хотели принести небесным богам в виде своей смерти, стала бы напрасной. Перестрелка с одной, максимум двумя манипулами римских штурмовых когорт продлится лишь мгновения, прежде чем тысячи римских пилумов изрешетят тела храбрецов.
Не теряя времени понапрасну, я запрыгнул на пустой котел, еще теплый, в котором некогда шипело кипящее масло, и обвел взглядом лучников на стене.
– Где ваш центурион? – выкрикнул я.
На меня тут же устремились десятки глаз, горящих яростью, предвкушением боя. Могло показаться, что на лице каждого из гладиаторов в этот миг запечатлелся до боли знакомый след – метка смерти.
Шаг вперед сделал высокорослый кудрявый блондин, который держал наготове стрелу.
– Я имею честь быть центурионом! – выпалил он.
– Уходим! В город! – распорядился я.
Глаза блондина сверкнули, он покачал головой.
– Ни шагу назад, Спартак!
– За свободу! – закричал кто-то из гладиаторов.
– Свобода! – Крик подхватил другой боец, весь перепачканный в саже, один из тех, кто помогал Руту поджигать город, а теперь решивший встретить римлян на городских стенах лицом к лицу.
Боковым зрением я видел, как сокращалось расстояние между гарнизонными стенами и легионами римлян. Не пройдет и минуты, и у гарнизона начнется ожесточенный бой. Я выхватил свой гладиус и, понимая, что любые слова здесь будут излишними, сблизился с центурионом и перерубил его стрелу. Высокорослый блондин даже не успел понять, что произошло.
– Я хочу, чтобы из этой схватки вы вышли не просто свободными, но живыми людьми, поэтому в город, прочь с гарнизона! Ну а если вы так хотите умереть, то ваша смерть должна стать полезной делу свободы, раз уж вы так за нее ратуете! – прорычал я.
Далее оставаться на стене я не мог. Римляне подошли вплотную, внизу меня ждали военачальники, зрели новые распоряжения. По тому, как гладиатор грубо выбросил со стены кончик переломленной стрелы, оставшейся в его руке, и тут же достал новую, я было подумал, что мои слова не произвели никакого эффекта и лучники останутся на городских стенах, твердо решив встретиться со смертью в неравной схватке. Однако не успел я сделать и десяти шагов, как за моей спиной раздался рык кудрявого центуриона:
– Отступаем!
– За Спартаком! К свободе!
Я многое бы отдал, чтобы увидеть лицо Красса при виде вспыхнувших Фурий. Однако горящие дома города не остановили полководца. Римляне наконец добрались до укреплений, но не встретили абсолютно никакого сопротивления с городских стен и принялись сваливать трупы, заполняя ими ров. Я допустил грубый просчет! Не прошло и минуты, как первые тысячи легионеров, перебегая заваленный телами ров, ломанулись в город сквозь образовавшиеся в стене гарнизона трещины. Те, кому было невтерпеж ждать, забрасывали на стены лестницы и веревки. Крики, ругань, приказы, все это осталось за моей спиной. Я бежал не оглядываясь, то и дело сплевывая появлявшуюся во рту горечь от дыма, слезились глаза. Мне приходилось прикрывать нос и рот рукой, чтобы не задохнуться, но именно такого эффекта я ждал, когда отдавал приказ поджигать дома.
– Спартак! Сюда! – послышалось откуда-то со стороны.
Это был голос Рута. Я остановился и разглядел в одном из домов, окна которого были заколочены досками, силуэт гопломаха. Гладиатор замахал мне рукой, зазывая, чтобы я как можно скорее укрылся в доме, в котором прятался сам германец.
Раздался противный скрип, и дверь, запертая на засов изнутри, распахнулась. На пороге вырос Рут, с ног до головы перепачканный в саже.
– Да скорее же ты! – закричал он и, не дожидаясь, пока я отвечу, силой заволок меня в дом.
Дверь за нашими спинами захлопнулась. Опять раздался противный скрип ржавого засова. В доме царил полумрак, и единственный свет, который проникал внутрь, был дневной свет, просачивающийся тонкими полосами из заколоченного досками крест-накрест окна.
– Порядок? – спросил Рут.
Я кивнул, прильнул к заколоченному досками окну и попытался разглядеть то, что происходило в этот миг снаружи.
– Все готово? Где остальные? – спросил я.
– По позициям, ждут твоих распоряжений, – заверил Рут.
Щели между досками были чересчур узкими, но мне удалось разглядеть городские ворота. Фурии встретили римлян жаром пылающих улиц, который несколько замедлил порыв наступающих, сбил с толку. На пятачке у городских ворот легионеры попытались взять строй, но тщетно, пространство для маневра было слишком мало, подпирали горящие дома. Приходилось рассеиваться. Я видел, как легаты отдали приказ трибунам дробить когорты легионов на вексилии, всего по четыре контруберния в каждой, – больше людей попросту не могли пропустить охваченные пламенем узкие фурийские улочки. Во главе каждой вексилии становились опционы с центурионами. Надо сказать, трудности, с которыми столкнулись римляне внутри города, озадачили их, но ни в коем случае не сбили с толку, а тем более не убавили наступательный порыв. С мечами наголо первые вексилии легионеров, потерявшие когортный строй, лишенные главного козыря – тактического преимущества, ринулись в город, частично охваченный пламенем. Было трудно дышать, в воздухе не хватало кислорода, поднялись копоть и сажа, что в значительной степени сужало кругозор. Я поймал себя на мысли, что ударь мы сейчас, и пожар, пожирающий Фурии, будет потушен одной только кровью римских легионеров, настолько беззащитными они выглядели сейчас, тогда как мои гладиаторы в такой обстановке чувствовали себя как рыба в воде. Но поступи я так, и это было бы оплошностью, рассчитаться за которую у меня, возможно, уже не будет шанса. Римлян было слишком много, выгляни мы сейчас из своих укрытий, дай о себе знать, и легионеры попросту задавят нас числом. Даже один лев ничего не сможет поделать со стаей окруживших его гиен. Безусловно, мои гладиаторы думали совсем иначе. Однако надо отдать должное закаленным в боях рубакам, никто из них не ослушался приказа и не высунул головы из прикрытия раньше намеченного срока. Нет и еще раз нет! Рано! Слишком рано! Я осознавал, что сегодня мы не сможем взять верх над этим чудовищем, римским проконсулом, который ради достижения своей цели готов рисковать жизнями десятков тысяч ни в чем не повинных людей. Но ничего из того, что задумал Красс, сегодня не будет исполнено. Его мечты пойдут прахом.
Я ждал, когда обезумевший, ведомый жаждой мести Красс заведет римских легионеров в глубь города, когда стройные ряды римлян растянутся по городским улочкам, рассеются, ослабнут. Только тогда я возьму инициативу в свои руки. Пока же десятки тысяч римлян заполняли узкие улицы горящих Фурий, набивая город, словно килька бочку. Римляне старательно обходили рогатки, перепрыгивали рвы с кольями, но уже сейчас у легионеров были первые пострадавшие. Солдаты не успевали перестраиваться, подпирали, толкали своих братьев по оружию на острые колья рогаток, сбрасывали во рвы. Из-за дыма многие ловушки остались не замеченными до того, как унесли с собой первые жизни римских солдат. По улицам Фурий то и дело разносились вопли и крики боли. У Тирна, Ганника и прочих моих военачальников оставался шанс как следует подготовиться, чтобы точь-в-точь реализовать задуманное мной, когда поступит первый сигнал. Когда же огонь начал медленно перекидываться на соседние улицы, когда начали вспыхивать один за другим дома, я больше не мог позволить терпеть, пусть римляне еще и не зашли так далеко, как я бы хотел. Я отдал приказ. Как было обговорено заранее, на крыше нашего дома появился белый флаг, который один из моих гладиаторов прихватил с собой после сорвавшихся переговоров с Помпеем неподалеку от городских стен.
