Несмотря на все возражения Рута, я приказал снова резать коней, чтобы накормить своих людей. Появление Помпея с его легионами спутало карты, и я не смог никоим образом подготовиться к отходу из Фурий, которые нам пришлось покидать в спешке, оставляя за собой пепелище. Если, покидая Регий, нам удалось унести из брошенного лагеря хоть что-то, то в Фуриях огонь забрал у нас последние крохи. Палатки, тара, провиант, запасы которого нам удалось частично восполнить в Кротоне, все это кануло в Лету, охваченное пламенем. В ближайшее время мы не имели никакой возможности восполнить резервы и вынуждены были выживать. Мысли об этом удручали и сбивали с толку, но я должен был принимать это как должное, смириться с этим как с данностью и неопровержимым фактом.
Не оставалось сомнений, что Красс не станет тянуть волынку и возьмет наш след как можно скорее. Мысль о бое с римлянами сбивала спесь даже с моих военачальников. Чего говорить, Ганник, всегда и во всем высказывавшийся за необходимость схватки с римлянами, теперь хотел отсрочить час боя с врагом. Остальные были солидарны с нашим общим мнением – позволить Крассу навязать нам бой сейчас значило разгромно проиграть.
Заставляя себя есть сырое конское мясо, я размышлял и вдруг поймал себя на мысли, что, увлекаясь рассуждениями о северных городах и Крассе, я пытаюсь уйти от главного. Не получится. Следовало отбросить всю шелуху и наконец для самого себя понять, что принятое мной решение – окончательное.
Среди нас все еще было полно тех, кого гладиаторы называли «найденышами» – рабы плантаций, имений и прочие беглецы, не умеющие толком обращаться с оружием и присоединившиеся к нам в надежде на успех восстания. Многие из них были плохо обучаемы и с военной точки зрения не представляли совершенно никакой ценности, отяжеляя легион своим присутствием. В отличие от мёоезийца я не стал бы терпеть подобных людей в своих рядах хотя бы потому, что это была лишняя обуза для воинов-профессионалов, которым в сражении приходилось подставлять себя, прикрывая от удара врага «найденышей». Прибавь к этому необходимость кормить таких сомнительных воинов, потерю мобильности при передвижении и многое прочее, как становилось понятным, что затея из сомнительной превращается в просто отвратительную.
Прежний Спартак допускал в ряды повстанцев каждого, кто искал свободу. Мёоезиец искусственно раздувал количество повстанческой армии, численно сравниваясь с войском Рима, преследуя цель вступить в переговоры с сенатом. Возможно, он призывал присоединиться к восстанию всех и каждого, кто когда-либо чувствовал на себе римский гнет. Я же понимал, что собрать легионы гладиаторов, не рабов, – идея сродни утопии, поэтому мог оправдать Спартака за кажущуюся недальновидность, но, как известно, мы все крепки задним умом. Наверняка это было то лучшее, что мог сделать Спартак на тот момент, когда рабы дали свой первый бой у Везувия.
Безусловно, тактика мёоезийца определенное время приносила свои плоды. Варвар сумел одержать ряд ошеломляющих побед и заставил говорить о восстании сенат, но теперь, когда повстанцы оказались под лупой Рима, наконец почувствовавшего прямую угрозу рабов, а на подавление восстания были выдвинуты лучшие армии Республики, говорить об успешности тактики вождя сопротивления вовсе не приходилось. Римляне на момент передачи полномочий по подавлению восстания Крассу превосходили рабов численно, что уж говорить теперь, когда в дело вступили армии Лукулла и Помпея. Я понимал, что тактика мёоезийца изжила себя, и если я ничего не предложу взамен, то движение восставших изживет себя.
Подобные мысли приходили в мою голову и раньше. Римлян не победить римским оружием. Глупо выставлять необученных рабов, выстраивать их в римский же строй, полностью копировать римский военный досуг и быт. Хотя бы потому, что римляне делают все это лучше. Даже самая лучшая франшиза всегда уступит оригиналу. Что делать со всем этим? Где-то глубоко внутри я принял для себя однозначное решение, но пока не осмеливался озвучить его. Я знал, что мое решение не понравится очень многим.
Глава 11
– Что скажете? – хмуро спросил я, с трудом скрывая волнение.
Мои военачальники выстроились в линию. Повисла тишина. Признаться честно, я ожидал совсем другой реакции на свои слова. Протеста, непонимания, но по мере того, как я говорил, лица моих полководцев ни капельки не изменились. Я чувствовал, что нахожусь не в своей тарелке. Мое предложение звучало просто, говорил его я холодным голосом, и, надо сказать, чтобы озвучить эти слова до конца, мне пришлось собрать все свои силы в кулак.
– Тебя не устраивает войско в том виде, в котором оно есть сейчас? – прямо спросил Икрий.
– Войско в таком виде, в котором оно есть сейчас, – балласт. Увы, но это так, – горько ответил я.
Понимая, что нам ни за что не добраться до Брундизия до того, как римская армия во главе с проконсулом Крассом настигнет наше с трудом передвигающееся войско, я предложил рубить сплеча. Можно было назвать задуманное мной реформой или встряской наших рядов, но мне казалось, что не сделай этого, и мы непременно потерпим крах. Реализация задуманного, напротив, виделась мне единственным возможным вариантом, который бы привел нас к успеху. На подходе к Гераклее, до которой от места, где мы находились сейчас, было рукой подать, нам следовало пойти на казавшийся безумным шаг. Следовало тщательно прошерстить наши ряды, чтобы выделить и наконец отделить созревшие зерна от плевел. Я вкратце обрисовал своим военачальникам мое мнение о так называемых «найденышах» в наших рядах. Именно по вине последних наша армия с каждым часом обретала все больше недостатков, теряя последние достоинства, которые можно было бы противопоставить римскому войску Красса. По вине «найденышей» наша армия не была профессиональной и уже этим в корне отличалась от вышколенной дисциплиной и тактикой армии проконсула Красса.
– Говори дальше, мёоезиец, – теряя терпение, сказал Ганник, когда молчание затянулось. – Говори все так, как есть, не утаивай.
Я коротко кивнул и продолжил речь, которая давалась мне с таким трудом.
– Мне нечего скрывать, братья, – заверил я. – В нашем войске большинство тех, кто понятия не имеет о том, что такое война, и уже сейчас жалеет о том, что они ввязались в эту дурную историю. Получи они возможность вернуть время вспять, то вряд ли бы кто-то из них взялся за меч снова. Я говорю так не потому, что хочу назвать этих людей трусами, а только лишь потому, что каждый из этих людей прекрасно понимает, что на самом деле им вовсе нечего предложить нашему движению. Все они – всего лишь обуза, которая тянет нас с вами вниз.
– Пожалуй, ты прав. – Икрий склонил голову.
– Эти люди, – со вздохом продолжил я, – некогда пахари, виноделы из латифундий своих доминусов, все те, кто всей душой ненавидит римлян, увы, переоценили себя. Из отличного пастуха не всегда получается столь же отличный мечник, вам, братья, это известно как никому, в составе ваших легионов полно тех, кто сердцем и душой готов поддерживать наше освободительное движение, но на деле, все до единого, эти люди лишь создают трудности нам в достижении наших целей. Эти люди тормозят нас, лишают мобильности, сковывают тактически. – Я принялся загибать пальцы, но бросил эту затею, понимая, что у меня не хватит пальцев рук, да и вовсе ни к чему перечислять очевидное. – Я верю, более того, я знаю, что каждый из них отнюдь не хочет быть обузой, все, чего они желают, – помочь. Увы… – Я развел руками.
