Спартак! Его войско, как раненый зверь, бежало на север, вдоль побережья Адриатического моря, истекая кровью, передвигаясь медленно, источая свои последние силы. Этот хитрец раз за разом ускользал из-под носа Крассовского. Регийский капкан, казавшийся столь прочным, кротонский мираж, где Спартаку удалось оставить Марка Робертовича в дураках. Наконец, Фурии, выход из которых виделся только вперед ногами, но каждый раз Спартаку удавалось переиграть римлян. Сейчас же мёоезийцу было некуда бежать. Разведка сообщала, что войско восставших находится в десяти лигах севернее, на подходе к Гераклее. Один бросок – и за дневной переход легионы настигнут пребывающее в агонии войско Спартака, чтобы наконец разбить рабов в чистом поле наголову. Близился час расплаты. Он не позволил Помпею вырвать лавры победителя из его рук, не позволит сделать этого Лукуллу. Чего бы этого ни стоило! Легионы Помпея, которые не знали, что на самом деле произошло, и ставшие под знамена Красса ввиду наличия у претора чрезвычайного империя, были тем самым оружием, которое не оставляло варвару ни единого шанса. Озлобленные, ожесточенные, ненавидящие варвара всем своим нутром за смерть своего любимого полководца, римские легионеры неустанно маршировали, чтобы настичь врага и преподать диким неумелым повстанцам жестокий урок. Ничего лучше придумать было нельзя. Одержимый, не спавший вот уже третьи сутки, Крассовский гнал свои войска вперед. Расстояние между ним и войском восставших резко сокращалось.
Глава 12
В усталых, но полных злобы глазах Крассовского отражались язычки пламени. Огонь пылал на холме чуть поодаль. Горел ярко, заставлял щуриться. Источником огня были вбитые в землю факелы, которые формировали надпись на латыни: «Mors meta malorum». Надпись можно было прочитать с трудом, в последнем слове была допущена грубая ошибка. Вместо буквы «о» в слове «malorum» была написана «с». Сама буква выпадала из стройного ряда горящих букв. Смотрелась она не столько коряво, сколько ужасно, но отнюдь не потому, что писавший эти слова не знал латыни. Это была единственная буква во всем послании, которая не горела. А не горела она потому, что на факелах, вбитых в землю, были насажены человеческие головы. То были головы разведчиков, пущенных вслед восставшим. Спартак в который раз доказывал Крассовскому, что тот не сможет проследить за варваром, сколько бы разведчиков ни посылал олигарх.
Марк Робертович, Публий Консидий Лонг и Луций Афраний, командир центра объединенного войска, помпеянец, которого наряду с Лонгом олигарх включил в число своих приближенных, переглянулись.
– Что это значит? – прошипел Крассовский.
– Смерть – конец страданий, – пожал плечами Афраний и поспешил отвести от надписи на холме взгляд. Надпись явно пришлась не по душе закоренелому вояке. – Они написали последнее слово неправильно, но сами видите почему, хотя могли бы закончить надпись факелами…
– Я знаю, что там написано! – прервал рассуждения легата Крассовский. – Откуда она здесь взялась? Ты думаешь, это дело рук Спартака, Луций Афраний? – Крассовский одной рукой держал в руках гладиус, который не выпускал из рук с тех самых пор, как они отъехали от сожженных дотла Фурий, а другой крепко схватил за предплечье Луция Афрания. – Хорошенько подумай, прежде чем ты мне что-то скажешь сейчас.
Легат вздрогнул, сглотнул подкативший к горлу ком, видя, что острие меча Марка Робертовича направлено ему в бок, но все же нашел в себе силы и холодно ответил:
– Не могу знать, Марк Лициний.
Публий Лонг, видя напряжение Крассовского, осторожно опустил его руку.
– Как раз на это и рассчитывают рабы. Они хотят вывести нас из себя, – заверил опытный вояка.
– Ты… – Крассовский хотел было что-то сказать, но осекся и покачал головой, понимая, что не скажет ничего, что может пойти впрок делу.
Крассовский гулко выдохнул, долго смотрел на ярко горевшую надпись. Факелы подожгли накануне, перед их приходом к холму. Что все это могло значить, олигарх не знал, как вряд ли мог знать кто-то другой из их войска. Но предположение, которое выдвинул Лонг, больше всего напоминало реальность. Рабы хотели вывести римлян из себя, и, надо признать, это у них неплохо получалось. Марк Робертович болезненно отреагировал на странный посыл рабов. Как иначе, ведь Спартак в очередной раз пытался обвести его вокруг пальца! Все дело в том, что разведка, данные которой в последний раз поступили около часа назад, сообщала, что мёоезиец вместе со своим войском движется к Гераклее и не собирается останавливаться. Теперь уже легионы Крассовского подошли к Гераклее вплотную, за час Спартак должен был уйти вперед. Кто тогда поджег надпись на этом холме? Вопрос повис в воздухе. Ответа не было. Откуда он мог знать, если разведчики, на информацию которых полагался Марк Робертович, теперь были обезглавлены, а головы их покоились на факелах, вбитых в землю? Неужели подлый раб устроил засаду? Верилось в это с трудом…
– Какие распоряжения, Марк Лициний? Прикажете осмотреть местность? – спросил Консидий Лонг.
Олигарх вздрогнул. Слова легата вернули его к реальности.
– Нет, мы идем вперед! – оскалился Крассовский.
Лонг только пожал плечами, переглянулся с Луцием Афранием. Афраний прокашлялся.
– Марк Лициний, вам не кажется, что рабы могут устроить засаду? – спросил он.
– Если мы будем останавливаться каждый раз, когда увидим перед собой нечто подобное, то вряд ли догоним Спартака! – взвизгнул олигарх. – Я знаю все эти его уловки! Ты не думал, что он мог оставить у Гераклеи своих людей, которые специально подожгли надпись, чтобы сбить нас с толку и замедлить наш темп?
Легаты вновь переглянулись, но были вынуждены согласиться. Слова Крассовского звучали правдиво. Учитывая военный талант мёоезийца, его изворотливость и способность находить выход из ситуаций, в которых выхода, казалось бы, нет вовсе, можно было предположить, что Спартак своей надписью хотел сбить олигарха с ритма. Возможно, хитрый раб хотел заставить Марка Робертовича начать размениваться по мелочам. Но не тут-то было! Крассовский понимал, что в случае со Спартаком нельзя вступать в его вероломную игру. Вполне возможно, что через пол-лиги его войско вновь будет вынуждено остановиться, так как варвар выкинет очередной трюк, уже не с факелами, нет, но с чем-то, что отвлечет внимание Марка Робертовича от основной цели. Поэтому главное сейчас – не останавливаться.
– Вы все поняли, Лонг, Афраний? Только вперед! – повторил олигарх. – Сейчас же собирайте новую разведгруппу, и пусть нагоняют раба. Не жалейте сил и коней! Докладывайте обо всем лично мне или Лицию Фросту!
Хмурый ликтор, стоявший чуть поодаль, поднял руку. Легаты закивали.
– Сделаем, Марк Лициний! – заверил Публий Лонг.
– Считайте, что все исполнено, – подтвердил Луций Афраний.
Оба легата оседлали своих коней и отправились обратно к легионам. Крассовский проводил взглядом удаляющиеся силуэты вояк. На лице Марка Робертовича застыл хищный оскал. Послышались команды офицеров, войско медленно, набирая ход, двинулось дальше. Лиций Фрост помог Крассовскому оседлать коня. Он бросил последний взгляд на пламенную надпись из факелов и уже было приготовился присоединиться к легионам, как вдруг ликторы выхватили мечи, не успев оседлать своих жеребцов. Двое из них перекрестным шагом приблизились к олигарху. Один из них по отмашке Фроста вдруг резанул наотмашь коня Крассовского. Второй стремглав подхватил Марка Робертовича до того, как несчастный конь, заржав, завалился наземь. Олигарх не успел понять, что произошло, как в воздухе засвистели стрелы. Несколько из них мелькнули в том месте, где только что, сидя на своем коне, возвышался Крассовский. Сердце больно кольнуло – одна из стрел могла запросто оборвать жизнь незадачливого олигарха. Крассовский презирал доспехи, но прямо сейчас горько пожалел, что на нем не надеты торакс и шлем. На лбу выступил холодный пот, ноги, вдруг ставшие мягче разваренных макарон, подкосились. Если бы не Лиций Фрост, поволокший испуганного олигарха прочь, Марк Робертович так бы и остался стоять на месте, не понимая, что происходит. Без щитов, вооруженные лишь мечами, ликторы прикрыли Крассовского собственными телами, за что тут же поплатились. Невидимые стрелки били без промаха. Трое ликторов пало наземь, сраженные стрелами неприятеля насмерть. Лициний Фрост схватил одного из поверженных ликторов и, закрываясь телом, словно щитом, защитил себя и Крассовского от стрел невидимого врага. Остальные ликторы отступили к удалившимся на значительное расстояние легионам. В отступающих вылетело еще с десяток стрел, на этом все было кончено. Покушение сорвалось. В том, что это было покушение, не могло быть никаких сомнений. Как не могло быть сомнений и в том, что все это было дело рук Спартака! Мёоезиец сумел выманить его надписью с факелами! Все было сделано лишь для того, чтобы одним махом расправиться с олигархом! Марк Робертович почувствовал странное наслаждение от того, что Спартаку не удалось реализовать свой план. Он вдруг понял, что с перепугу выронил из рук свой меч и теперь был безоружен перед лицом врага. Щеки залило краской от мысли, что еще утром он хотел казнить всех до единого ликторов, включая Лиция Фроста, тогда как теперь эти люди, рискуя собой, спасли ему жизнь. Со стороны легионов не сразу поняли, что произошло, но теперь навстречу Крассовскому, оцепленному личной охраной, выдвинулись кавалеристы Луция Квинкция, прикрывшие отступление ликторов. Войско застыло, все внимание легионеров было приковано к чудом спасшемуся олигарху. Крассовский, с трудом взявший себя в руки, бросал взгляды на холм сквозь плотный кавалерийский строй. Надпись на холме почти затухла, но интересовало Марка Робертовича отнюдь не это. Он смотрел на верх холма, за надпись, туда, откуда летели стрелы. Никто из восставших не рискнул высунуть свой нос, чтобы броситься в погоню и попытаться вступить в рукопашную, чтобы довести дело до конца. Интересно, был ли среди нападавших сам Спартак? Он стиснул зубы, скрипнула стирающаяся эмаль. Крассовский не успел толком поразмыслить, чтобы ответить для себя на этот вопрос, – за его спиной вырос Луций Квинкций на вороном жеребце.
