"Спокойной ночи, мадам. Я счастлив, что расстаюсь с вами. Здесь все будет твоим: от пола до потолка, прекрасный метраж (полтора метра), а я в это время буду в пути, на дороге в Монтевидео".
В этой части подвала отдушины или подвального окна не предусмотрели, и мне становилось неимоверно жарко. Поэтому по мере того, как продвигалась моя работа, я был вынужден каждый раз выходить к своему бочонку с вином, чтобы освежиться. В том жутком состоянии перевозбуждения я пил вино, словно воду.
Я уже укладывал четвертый ряд плит и мог работать не на корточках, а стоя, когда в дверь позвонили. Два звонка. Нет, это не было заблуждением. Тут речь явно шла не о веточке, которая стучала в окно. Звонок сам по себе не работал. Кто-то звонил в дверь.
А для того, чтобы работать, я, естественно, надел брюки и рубашку. Я разделся, надел свой домашний халат, вытащив его из чемодана, который я уже спустил вниз вместе с вещами Сары. Пойти на риск и впустить кого бы то ни было, этого я не осмелился бы сделать, но отреагировать надо было. Я хотел знать, кто это и зачем.
На пороге стояла Кэрол. Она спросила у меня, спит ли тетя. Я ответил, что, конечно, да, и справился у нее, что ей нужно. Лицо у нее было опухшим, такое впечатление, что она плакала.
— Ты не догадываешься?
Я сказал, что нет, не догадываюсь.
— Ну что, все кончено? — подождав мгновение, спросила она.
Я ответил и добавил:
— Очень сожалею, что так все произошло. Должно быть, я совсем потерял голову, если начал флиртовать с таким ребенком как ты. Но сейчас ко мне снова вернулся мой здравый смысл, и я искренне думаю о том, о чем сказал этим вечером; я собираюсь купить ранчо и устроиться. Твоя тетя и я, мы начнем вместе новое существование.
Она собралась устроить скандал, но опомнилась, развернулась, обругав меня "сволочью", и бросилась обратно к машине.
Продолжая держать дверь открытой, я закричал:
— Нет, Сара, пустяки. Это Кэрол перчатки забыла.
Мне показалось, что Кэрол рыдала, трогаясь с места. Мне было жаль. Она была славным ребенком, и я ей многим был обязан. Если бы она тихонечко не подкралась ко мне тогда там в погребе, я думаю, что я бы не выдержал эти последние месяцы. Жаль, что она была такой доверчивой. От всего сердца желаю ей встретить в жизни мужчину, который бы оценил ее по достоинству.
Вернувшись обратно в подвал, я снова сделал остановку перед бочонком с вином. Честно говоря, визит Кэрол напугал меня. Но сейчас, когда все так счастливо закончилось, я даже рад тому, что это произошло. Это еще одна преграда, которая будет меня защищать от преждевременного подозрения.
Если бы Кэрол допросили, она бы заявила:
— Нет, я слышала, как он отвечал тете Саре. Ей хотелось узнать, кто это, и он ей ответил, что это я, что я забыла перчатки. Меня раздражало, что каждый раз мне приходилось, чтобы выпить, наливать стакан за стаканом, и я отправился на кухню за кувшином, который унес с собой, чтобы наполнить его и поставить рядом с собой у стены.
На машине я доеду до Глэндайл, где я пересяду на поезд, идущий в северном направлении, оставив предварительно машину на стоянке. Это поможет мне замести следы, когда они начнут меня разыскивать. Из Сан-Франциско в Оумэха. Из Оумэха в Канзас-Сити. И из Канзас-Сити в Новый Орлеан.
Новый Орлеан. Устрицы в раковинах а-ля Рокфеллер у Антуана. Новый Орлеан и Французский квартал, а в карманах у меня — двадцать три тысячи долларов наличными и девяносто в чеках на предъявителя. Было от чего биться сердцу!
Угольник. Уровень. Раствор. Плита. Уровень. Раствор. Плита. И так далее, и бесконечно. Я никогда и не думал, что стена может быть такой высокой. Уровень. Раствор. Плита. Зацементировать каждую плиту ровно, точно на своем месте. Уровень. Раствор. Плита. Потом хорошо положить последнюю в пространство, которое оставалось в самом верху и герметически намертво запечатать, заделать его раствором.
Кончено! Тяжело дыша, я отошел к перегородке напротив.
При слабом свете лампы я отметил, что никогда еще не видел стены, так прекрасно построенной. Помню, что сел на пол, чтобы дать немного отдохнуть спине, а потом, видимо, под действием вина и спертого воздуха я потерял сознание.
Когда я открыл глаза, пламя лампы еще мерцало, но уже едва-едва. У меня, как обычно, когда, я перебираю с вином, болела готова. Дышать было нечем. Я посмотрел на часы. 5 часов. Сейчас наступит утро. Мне было пора в путь.
Я поднялся, взял чемодан и тогда я увидел Сару. Боже милостивый! Так с какой стороны стены я находился?
Теперь-то я знаю, с какой стороны. Я знаю также, какая прочная эта стена. А кровавые пятна на плитах… их оставили мои руки. Восхитительны эти плиты из облицовочного камня. Уложенные и зацементированные мгновенно схватывающимся раствором, они задуманы, чтобы бросить вызов человеку и времени.
У меня нет никакой возможности узнать, прибыли ли в дом новые его владельцы. А если бы я даже мог это сделать, я не осмелился бы привлечь их внимание. Я тоже куда-то отправляюсь, но точно не в Буэнос-Айрес. И лампа сейчас погаснет навсегда.
Во всяком случае, одно совершенно точно. Последнее желание Сары сбылось. Мы навсегда останемся вместе, навсегда…
Джек Лондон
Батар
Батар
[3]
был истинным демоном.
Факт этот был известен во всем Нортлэнде. "Злодей" — таково было его прозвище; только его хозяин, Леклер Ле Моди,
[4]
называл его постыдным именем "Батар". Леклер тоже был злым чудовищем, и оба являли собой чудесную парочку. В старой американской поговорке говорится: когда два черта встречаются, берегись боя! Поэтому, когда Батар и Леклер стали вместе существовать, следовало ждать скандала. Когда они впервые встретились, Батар был еще совсем молодой собакой, худой и оголодавшей, со злыми глазами; он рычал, обнажая свои клыки, и ненавидящий блеск сверкал в его глазах, так же, как и верхняя губа Леклера приподнималась, как у волка, и обнажала белые и жестокие зубы. Мужчина своей рукой буквально схватил из приплода щенков Батара за шкирку. Эти два существа, видно, как "рыбак рыбака", поняли друг друга: в ту же минуту Батар вонзил свои маленькие клыки в руку Леклера, а тот в ответ большим и указательным пальцами чуть не задушил щенка, сильно сжав ему горло.
— Черт возьми! — шепотом выругался французский канадец.
Он зализал кровь своей прокушенной руки и швырнул полуживого щенка в снег.
Леклер повернулся к Джону Хэмлину, управляющему почтой Сиксти-Майкл.
— Эта собака мне нравится. Сколько, месье? Сколько? Я беру у вас ее. Плачу за нее тут же.
И может потому, что Леклер уже ненавидел это животное, он купил Батара и дал ему такое ужасное имя. Пять лет блуждала неразлучная парочка по Северу, по землям от Сэн-Майкла и дельты Юкона до верховьев Пелли, даже до реки Мира, Атабаски и Гранд-Эсклав. Беспрецедентной злобности ореол, какая могла существовать только между человеком и собакой, витал вокруг них.
