На следующее утро войско двинулось в путь. Местность сильно изменилась: со всех сторон к небу вырастали торжественно-мрачные горы, изборожденные водопадами, укрытые густым лесом и обнажавшие скалы на верхушках. На самых высоких пиках лежали вечные снега.
— Какая невероятная красота, — не удержался Брес, разглядывая тянущееся слева от дороги ущелье, полное тумана, который не могли рассеять яркие лучи солнца.
На другой стороне виднелся густой лес и скала, с вершины которой стекал клокочущий водопад, и едва заметная дорога, огибавшая исполинские серые камни.
— Но хотел бы я знать, как они тут живут?
— Не просто живут, а добывают драгоценные камни и куют самые прочные кольчуги, какие только есть на материке и островах, — заметил Брандон.
Брес пожевал губами.
— В них, должно быть, много упорства. Они как эти серые камни — терпят и снег, и дождь, и бури. Не нравится мне этот народ: друзей из них не выйдет, а как враги они непримиримы. Потому приведем их к покорности огнем и железом.
* * *
Зная горы как свои пять пальцев, Каэрвен и остальные лорды, которым разведчики доносили о передвижении войска Бреса, догадывались о том, какие мысли бродили в голове Бреса и его советников. Решено было спокойно пропустить все войско Лугайда в ущелье перед Твердыней Воронов, дать ему расположиться лагерем, а потом напасть со спины.
Дело в том, что собранному всеми горными лордами войску негде было разместиться в самой Твердыне, которая не была рассчитана на такое количество воинов. Твердыня была неуязвима для осады, но при таком количестве людей за стенами всем не хватило бы запасов продовольствия.
Каэрвен и лорд Олень понимали, что единственный шанс на спасение заключается в рискованном нападении на войско Бреса ночью, отрядами со всех сторон. Если удастся посеять панику и использовать все преимущества внезапности, можно надеяться разбить лугайдийцев. Некоторые сильно сомневались, что ночное нападение сможет деморализовать таких опытных воинов, как лугайдийцы, тем более — такого сильного и жесткого противника, как Брес.
Лорды Медведи предлагали не спешить с атакой и попробовать тактику партизанской войны: уничтожать воинов Бреса мелкими набегами, отрезать от подвоза продовольствия и постепенно расшатывать дух его армии, сокращая ее численность.
— Но все это время замок Воронов будет в осаде. Мы начнем страдать от голода! — воскликнул Каэрвен.
— А если ваше нападение пройдет впустую, вы положите всех людей и ничего не добьетесь, — возразил Медведь. — И Твердыня, как и все мы, останется беззащитной.
На мгновение воцарилась тишина, которую вдруг нарушил негромкий голос миледи Воронов:
— Нападение не пройдет впустую.
Все лорды обернулись на нее. Миледи сидела во главе стола, в простом темном одеянии и почти без украшений, только тяжелые серьги из дымчатого топаза сверкали и переливались в ее ушах.
— В ночь, когда наши воины нападут на Бреса, на его людей сначала обрушатся буря и камнепад, — медленно произнесла миледи, обводя всех взглядом. — Горы сойдут со своих мест, а ветер поднимется такой, что будет сбивать с ног взрослых мужчин.
Все замолчали, и в тишине было слышно, как потрескивает огонь в огромном камине да воет за окнами ветер.
— Вы предсказываете нам погоду, миледи? — робко спросил лорд Каэрвен.
— Можно сказать и так, — краем рта усмехнулась мать Воронов, трогая тонкими пальцами свои темно-русые кудри. — Но вы должны мне поверить: в ночь вашего нападения горы сойдут со своих мест и обрушатся на войско Бреса. И вот тогда уже настанет ваш час: вы сразитесь с теми, кто уцелеет, развеете их и выбросите прочь с нашей земли.
* * *
Брес впереди своего войска въехал в исполинское ущелье, чьи стены разошлись так далеко в стороны, что горное небо широко распахнулось над ними. На другом конце ущелья снова начинался подъем: там распахивалась удивительная панорама гор, и дорога убегала все выше и выше, внезапно обрываясь в пропасть, за которой на высокой неприступной скале возвышался сложенный из серого камня замок со множеством высоких башен и остроконечных крыш.
Брандон и Брес остановили коней и в изумлении созерцали открывшееся невероятное зрелище. Замок так плотно врос в скалу, так сливался с ней своей серой кладкой, что казался миражом, игрой природы, а не творением человеческих рук.
— Благие Небеса! — воскликнул Брес. — Да эту кручу даже небесное воинство Тараниса штурмом не возьмет!
— Значит, мы возьмем ее измором, — мрачно сказал Брандон.
Ветер развевал его густую русую бороду, а глубоко посаженные серые глаза ощупывали взглядом неприступную Твердыню, стараясь отыскать слабые места.
Войско Бреса втягивалось в долину, заполняя ее криками и бряцанием оружия. Казалось, вокруг Твердыни сворачивает свои кольца гигантская змея, чья металлическая чешуя ярко блестит на солнце.
Миледи Воронов одна стояла на самой высокой башне и смотрела вниз, туда, где на склоне располагались враги: чужие люди, явившиеся в ее горы, чтобы самовластно распоряжаться тут, отнять у нее все, даже жизнь, убить ее сыновей и людей, чьи поколения служили предкам ее мужа.
В груди миледи вспыхнул и стал медленно, но неумолимо разгораться огонь ненависти. Она оперлась руками на зубцы башни и всматривалась в копошившихся далеко внизу воинов. Ее ненависть не была ненавистью слабой женщины, она происходила не от бессилия, а от железной решимости отстоять то, что было для нее дороже всего в мире.
— Ты не получишь мои горы, — сказала миледи, обращаясь к Бресу, который находился где-то там среди своих воинов и никак не мог ее слышать. Но она все равно говорила с ним так, как если бы он стоял напротив. — Это не твоя земля, и ты ничего не знаешь о ней. Ты уберешься отсюда прочь или останешься здесь, мертвым окоченевшим трупом.
Миледи спустилась с башни и приказала служанкам приготовить ванну. Когда все было готово, миледи велела служанкам убираться вон и осталась одна.
В горячую настолько, что рука едва терпела, воду миледи вылила настойки аниса и белладонны, бросила сухие листья ежевики вместе с засушенными ягодами и, раздевшись, опустилась по плечи в ванну. Пар и влага окутали ее. Миледи сидела так до тех пор, пока вода не остыла, а потом поднялась, вылезла из ванны и насухо отерлась новым свежим полотенцем. Она набросила на себя льняную просторную рубашку и тщательно отжала свои роскошные волосы.
Потом она достала из шкатулки деревянный гребень, вырезанный из бузинного дерева, и мешочки с травами. Шепча себе под нос, подогрела на спиртовке вино, перелила это темное густое вино в кубок, а потом осторожно добавила туда настой, сделанный на семенах и листьях болиголова. Она медленно выпила вино, отставила кубок и некоторое время посидела с закрытыми глазами.
Потом медленно поднялась и надела на шею бусы из сушеной рябины и соцветий вербены. Сняла с пальцев все перстни и забрала с собой то полотенце, которым вытиралась.
