* * *
Пробуждение было ужасным. Лорелея проснулась рывком, еще толком не протрезвев. Инстинкт выбросил ее из сна, и она подскочила на постели, судорожно соображая, где находится.
В камине тлели угли. Дикий спал рядом, обняв подушку, спиной к гостье. Лорелея смотрела на его мускулистые руки и широкие плечи, на рассыпавшиеся волосы, и ее, словно волной, накрыло пониманием того, что здесь произошло. Об этом же кричало все ее тело, особенно остро ощущалось все между ног.
Лорелея слетела с постели, сгребла в охапку свою одежду и сапоги, и, как была обнаженная, выскочила за дверь. Она бегом спускалась по ступеням, натягивая на ходу нижнюю рубашку и сюркотт. Выскочив в галерею, бросилась к своим комнатам. Надо было пройти мимо многих комнат, и навстречу ей уже попадались слуги и поднявшиеся спозаранку фении. Все они косились на нее, и Лорелея готова была сквозь пол провалиться от позора.
Влетев к себе в комнаты, она швырнула штаны и сапоги в угол, трясущимися руками достала из-под кровати горшок, и ее вырвало несколько раз подряд, едва не вывернув наизнанку. Ее колотило, словно в лихорадке. Скорчившись, Лорелея вцепилась в волосы обеими руками и беззвучно взвыла от невыносимого отвращения.
Она рыдала бесшумно, без слез, содрогаясь в конвульсиях, каталась по полу, словно от дикой боли. Стоило ей представить ненавистное ухмыляющееся лицо Дикого, как ее накрывало с новой силой.
Щенок, который крутился рядом, пытаясь привлечь внимание хозяйки, тоже жалобно заскулил, сунулся под руку. Его упитанное теплое тельце вдруг показалось Лорелее лекарством от боли. Она прижала к себе Хвата и уткнулась лицом в теплую шерсть. Песик завозился и принялся лизать ей лицо влажным шероховатым языком.
Лорелея замерла, сжавшись в комок. Единственное, что согревало ее, — теплое тельце и мокрый настойчивый язык. Постепенно стало легче.
Она поднялась с пола, взяла таз с холодной водой и тщательно вымылась. Потом переоделась и подошла к зеркалу, посмотрев в глаза своему отражению. Следов слез не было, хотя лицо немного опухло с похмелья.
Лорелея поджала губы. Хотелось спрятаться и закрыться у себя, но она знала, что рано или поздно придется выйти за дверь и встретить последствия своей слабости лицом к лицу. Она криво улыбнулась: это не худшее, что ей приходилось переносить. С этим она тоже справится.
Тут в дверь постучали.
— Да? — твердым голосом отозвалась Лорелея.
— Миледи, вас зовет к себе миледи Воронов, — донесся голос Ройле.
— Иду.
* * *
Миледи Воронов сидела в кресле, закутавшись в теплую шаль из овечьего пуха, и разбирала рукоделие. Лорелея подошла и села напротив, сложив руки на коленях.
— Не могу понять, куда запропастился моток серебристых ниток, — сказала миледи. — Ну да пусть его. Думаю, нитки и иголки тебя мало интересуют.
— Я не обучена вышивать, — пожала плечами Лорелея. — Рукоять меча моим рукам привычней иголки.
— Не женское это занятие, мечом махать.
Миледи откинулась на спинку кресла, в упор глядя холодными глазами на гостью.
— Каждому свою судьбу пряхи напряли, — сухо ответила Лорелея.
— Неплохо выглядишь. Только глаза злые, как у медведицы, поднятой зимой из берлоги, — усмехнулась миледи.
Лорелее вся кровь бросилась в лицо.
— Вы обещали мне достойное обращение и безопасность в вашем замке!
— Обещала. — В глазах миледи тоже загорелась злость. — Но я не могу водить тебя за руку, словно несмышленого ребенка. Я предупреждала, что Серые горы — плохое место и тут следует всегда быть настороже. А не пить, забывая себя.
— Ваш сын поступил подло! — вырвалось у Лорелеи. — Он воспользовался моей слабостью. Это недостойно лорда.
— Мой сын — последняя скотина, хуже кобеля весной, — спокойно ответила миледи Воронов. — Тебя об этом предупреждали. Ты задела его за причинное место, и надо было понимать, что он не уймется, пока не возьмет верх. А теперь ты пришла ко мне плакаться. Надо было держать себя в руках, а не вилять задницей.
— Я не…
Лорелея сама себя оборвала на полуслове. Оправдываться было невыносимо.
— Я понимаю тебя, — вдруг жестко сказала миледи Воронов. — Но ты сама себя поставила как сильного человека. Надо было держать себя в руках, не проявляя слабости.
— Уж кто бы говорил! — в бешенстве произнесла Лорелея. — Вы-то сами что себе позволяете? Думаете, никто не видит, как этот ваш тролль с башню ростом роняет на вас слюни?
— Да, — улыбнулась миледи Воронов. — Но я могу себе позволить и тролля, и его слюни. А знаешь почему? — Она подалась вперед. — Потому что я — миледи Твердыни Воронов. У меня столько силы и власти, что я могу позволить себе слабость. Но ты, среди чужих, без поддержки и опоры, без имени и родины, ты — нет. Даю тебе бесплатный совет, который, как известно, дороже золота: пока не достигнешь цели, не позволяй себе слабости. Потому что мне никто не смеет посмотреть в глаза, и все сплетни застревают в глотках. А ты — всего лишь раздвинувшая ноги дура. И по уши в дерьме.
Лорелея вскочила на ноги. Ей с трудом удалость сдержать себя и не ударить миледи Воронов, чтобы сбить с ее красивого лица эту невыносимую ухмылку.
— Вы забываете, миледи, что я убивала людей за ничтожные проступки, — процедила она сквозь зубы. — А вы плюете мне в лицо.
— Эмоции, — усмехнулась миледи, не выказывая ни малейшей тревоги. — Тот, кто идет к своей цели, не может позволить себе жить эмоциями. Я много лет давилась своими эмоциями, блевала ими пополам с кровью. Теперь я могу позволить себе последние чувства, жалкие отблески молодости и счастья. Но ты себе эмоций позволить не можешь. Убей меня — и что?
Лорелея молчала, глядя на нее. Она закусила губу так, что кожа лопнула и потекла кровь.
— Эмоции могут позволить себе либо те, у кого ничего не осталось, либо те, у кого есть все, — сверкнула глазами миледи. — Я позабочусь, чтобы Гордый не узнал о твоей слабости. Но ты засунешь свои эмоции себе так глубоко в задницу, что тоже сможешь выблевать их через рот. Мне ни к чему резня в замке, и я не собираюсь из-за тебя менять свои планы. Дикий сидит на престоле Твердыни, и он останется там.
— Хорошо, — сквозь зубы ответила Лорелея, сглатывая солоноватую кровь. В эту минуту она одинаково ненавидела их всех троих: миледи, Гордого и Дикого. Перед глазами вставала пыточная, где она заставляет их обливаться кровью и визжать, срывая голос. Но пока в пыточной визжала она, пусть и беззвучно.
— Вечером ты придешь ко мне на совет, — произнесла миледи. — Там будут оба. И ты не проявишь никаких эмоций. Что бы ни позволял себе Дикий. Осадить его — моя воля, но не твоя.
— Хорошо, — кивнула Лорелея, а потом повернулась и пошла прочь, едва видя из-за повисшей перед глазами багровой пелены, куда направляется.
