— Хочется надеяться, кислый… — огрызнулся Миша.
Он явно привыкал к новой обстановке и московским знакомым.
— Вот-вот! — хохотнул красный.
Миша уже догадался, что этот весельчак и есть Илья.
Очевидно, не без помощи матери и сестер наглаженный, красиво причесанный, благоухающий, Илья прямо ошеломил Мишу торжественным видом и ликующими глазами. В их блеске ему почудилось что-то нехорошее, противоестественное, но всего лишь на миг. Митенька посмеивался. Настороженность и напряжение быстро растворились, на сей раз в запахе дорогих Илюшиных духов, и осталось только острое, несвойственное Мише любопытство, необъяснимое предвкушение праздника, явившегося из далекого детства. Так ждал он когда-то елки, Нового года, своих бедных, даже нищенских дней рождений с бабой Таней и бабой Женей. На эти торжества откладывались последние жалкие копеечки. Но Миша всегда ждал, ликуя и заранее пытаясь угадать, что же подарят ему на этот раз его дорогие бабулечки, на что же сумеют выкроить денежки…
Теперь жизнь Михаила принадлежала другим людям, дяде и тете. Целиком и полностью он зависел от них. Но каждый раз при мысли о бабушках память делала свой обычный замкнутый круг и останавливалась на одном и том же месте: в начале узкого темного, грязного и обшарпанного коридора, ведущего в их калязинском доме-бараке к квартире бабы Тани. Дверь подъезда распахивалась легко. Слишком много рук открывали и закрывали ее в течение множества дней.
Позже Миша осознал, что есть очень мало уголков на земле, куда бы ему постоянно хотелось вернуться. В тот коридор Мише хотелось возвратиться всегда. И в первый год жизни в Москве, и позже, и вообще постоянно… Толкнуть облупившуюся дверь… Ступить на вытертый множеством ног пол…
Тот вечер, когда баба Таня привезла внука в Калязин, впечатался в детскую память четко и навсегда. Миша помнил все так, словно все произошло только вчера. Как давно и как недавно все началось… Баба Таня… Длинный темный коридор… Скрипучая дверь со ржавыми петлями… Старый замок… Бабушка возится с ключами. Очень долго, потому что темно. Миша терпеливо ждет, прижавшись к ней. Он считал это началом своей жизни. Долгим оказалось это начало…
Миша задумался и совсем помрачнел. Новые приятели это сразу заметили.
— Эй, Мишель, очнись! Але! Опять заснул на минуточку! — ласково промурлыкал мальчик-снегурочка.
Миша глянул на него, будто просыпаясь. И увидел Илюшину улыбку во все лицо.
Словно колдуя на ходу, цыганенок легко и просто заставил озадаченного Мишу успокоиться, неведомой могучей силой внушил удивительное и странное состояние гармонии, почти безмятежности. То чудесное, блаженное состояние, о котором Миша давным-давно забыл. Настоящая чертовщина…
— В пятницу выпьем, сладкий, ага! — весело объявил Илья. — Не возражаешь?
Миша ничего не имел против. Сугубо фиолетово…
— Ехать придется на троллейбусе, но это недалеко, — продолжал Илья. — Не утомительно и не страшно. Прекрасный вечер! Будет потрясно! В принципе мы собираемся часто и без всяких поводов, пусть тебя это не пугает. Не тушуйся! У нас своя компашка.
При чем тут страх? Или Миша должен чего-то бояться? Очень мило. Чего именно? Городского транспорта? Незнакомых пока приятелей Ильи? Новые обременительные ненужные загадки… То, что требовалось… Интересно, зачем он вообще связался с этими ребятами? И послушно идет за ними, снова подчинившись чужой воле… он, как-никак, взрослый. Но подчиниться очень хотелось. Хоть на секундочку…
Дни до пятницы протекли туманно. Миша думал о Даше.
— Мы собираемся у Ильи, — оповестил он дядю и тетю.
Тетя Бела по обыкновению сразу завздыхала, а дядя Наум оптимистично заявил:
— Ты вступил в новую жизнь, Мишук! Молодец! Это просто, как три рубля. Понял, нет?
После уроков разошлись пообедать и, наконец, поехали к Илье. Он жил далеко от школы, но многие ученики сюда ездили. Школа считалась престижной, для избранных. Так что стоило и покататься ради нее на метро или автобусе.
Возле дядиного дома Мише попался более чем необычный троллейбус. Сзади у него красовалась цифра «33», впереди — «15», сбоку — «31», а шел он по пятому маршруту от Савеловского. Миша сразу начал раздражаться и нервничать: что за дурацкие новости?
Загадочная нумерация изумляла и настораживала непривычных к нововведениям пассажиров. Не решаясь ни сесть в троллейбус, ни расспросить подробнее водителя, они рисковать не хотели и продолжали стоять на остановках. Возможно, новый эксперимент и был на это рассчитан. Троллейбус шел полупустой, но Миша решил рискнуть и, конечно, выиграл. В спокойном и удобном салоне он тупо уставился в окно, разглядывая серые и тусклые осенние улицы и не слыша ничего вокруг. Проклятая зависимость… Почему он опять так легко пошел на поводу у одноклассников? Что за странный, дурной характер? Так он в родном Калязине всегда без труда и без лишних слов подчинялся Саньке и другим дворовым парням, так его пыталась охомутать Леночка… Непонятно, как ему удалось тогда вырваться… Только память никак не отпускала его… Проклятая память…
На прощание Леночка, уперев руки в крутые бока, притопнула полной ножкой и спела Мише частушку:
Не ходи но коридору,
Не стучи калошами.
Все равно любить не буду —
Морда как у лошади.
Миша тогда страшно обиделся. Что же это такое: то медведь, то лошадь?.. Кто же он на самом деле?..
Ах, Леночка, Леночка Игнатьева…
Путь к дому Ильи действительно оказался недальним. Миша вышел в районе Ваганьковского кладбища, по-осеннему нешумного, щедро усыпанного мягкими, липкими от сырости, умирающими листьями. Осторожно сыпался тихий мелкий дождик, старающийся не слишком мешать редким прохожим. Маршрут был довольно четко описан сначала самим Ильей, а потом еще уточнен Митенькой.
В старой пятиэтажке, на третьем этаже, видимо, уже истомились в ожидании Миши, потому что дверь распахнулась мгновенно и раздался гул дружеских приветствий и радостных возгласов.
Открыл фарфоровый Митенька, обольстительно глянул сногсшибательными, неизменно бесстрастными глазищами. Льняные прядки с продуманной небрежностью рассыпались но хрупким плечикам.
— А мы очень тебя ждем, — с обезоруживающей искренностью объявил томный прелестник, кокетливо взмахивая трехсантиметровыми ресницами. Кажется, накрашенными…
— Кто бы мог подумать… — пробормотал Михаил.
Диковатый, он не привык ни к шумным компаниям, ни к искренности. Безыскусные улыбки и простое человеческое расположение всегда пугали его и настораживали. Жизнь оказалась крайне скупой на доброту. Так легли фишки. А потом он сам, ожесточившись и замкнувшись, не хотел и не искал никаких изменений. Как шло — так и ехало…
Поэтому в первые минуты Миша по-детски растерялся, смутился и насупился — караул! Он тут же пожалел, что пришел. Неадекватные реакции… Лучше бы сидел дома у телевизора — дело привычное. Глубокая морщина залегла между бровей. Стало мучительно жарко — не проветривают здесь, что ли? В воздухе витал уже знакомый волшебный аромат духов и какой-то другой неведомой косметики. Очки неожиданно увеличились в размерах, начали мешать и упорно съезжали на кончик вспотевшего носа. Миша сам себя подставил, сам себя обманул…
