— Что за милое создание, — пропела Клэр. — Иоанн, ты же прилетишь на инаугурацию, не так ли? Я прогоню тебя, если опять будешь без супруги, старый козёл!
— А ты, я смотрю, не из породы сомневающихся?
— У нас фора в двадцать процентов, — рассмеялась Клэр. — Я не представляю, что нужно сделать, чтобы её потерять.
— Тебя пригласил «Шугуан»?
— Меня пригласил мой муж.
— Важное поручение.
— Нет, всего лишь хочу отдать должное пионерам Вселенной.
— Насчёт Конго?
— Да. Поговорить вот с ним, — Клэр кивнула в сторону экранов на противоположной стороне зала, где в прямом эфире транслировался путь кортежа Нам Туена в Вэньчан. — И тебе придётся помочь даме до него добраться, если кто-то будет возражать.
— Официально тебя здесь нет?
— Милый мой! — Клэр всплеснула пухлыми руками, заставляющими задуматься о том, не липовое ли олимпийское золото висит у неё дома. — Официально я где-то в Айове, агитирую среди кукурузников!
— Голос одного кукурузника вы получили, — поклонился Иоанн. — Научите меня сажать кукурузу, и я к вашим услугам.
— Какой шутник, — ответила Клэр. — Пойдёмте, полюбуемся на этого Моисея.
— Прошу, — сказал Иоанн, предлагая ей свою руку. Они отвернулись от поля, где на солнце блестел «Зевс-Четыре», и пошли к экранам. Кортеж Нам Туена въехал в какой-то городок и замедлил скорость. Вдоль дороги стояли заграждения и военные, на каждом перекрёстке дежурила тяжёлая техника, а в небе плыл вертолёт. Иногда в кадр попадали беспилотники прессы.
У заграждений скопилась толпа. Они высоко держали транспаранты с надписями вроде: «Спасибо!», «Слава Союзу!», «Мир!», «Нам Туен, наш герой!» и, — судя по раскрытым ртам, заметным на крупном плане, что-то скандировали. Нам Туен сидел в машине номер три, за бронебойным затемнённым стеклом (Тао Гофэн заставил поднять его) и с каменным, ничего не выражавшем лицом пристально вглядывался в толпу. Его глаза остекленели; даже сквозь толстые стёкла он слышал, как толпа ревела, чувствовал жар и вибрации. Вибрации восторга, жар воодушевления. Люди выкрикивали его имя. Люди КРИЧАЛИ его имя.
— НАМ ТУЕН! НАМ ТУЕН! — Он слышал, он слышал их, но ему слышались другие слова, другие имена, и вместо «НАМ ТУЕН!» он слышал:
— КИМ ЧЕН ИР! КИМ ЧЕН ЫН! КИМ ДЖЭН ГАК!
Он слышал и другие имена, другие восторженные крики, лозунги, всплывающие из глубин подсознания.
— МАО ЦЗЭДУН!
— ДЭН СЯОПИН!
— СЛАВА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ!
— СЛАВА КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ!
— БУНТ ОПРАВДАН!
— СЛУЖИ НАРОДУ!
— СЛАВА КИТАЮ!
— СЛАВА КОРЕЕ!
— ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!
— СТРАНА ИДЁТ К ВЕЛИКОЙ СЛАВЕ, В ГРУДИ У НАС ЖИВЁТ ДУХ ПРАВДЫ!
Он слышал «Эгукку»; он слышал коммунистический гимн, громогласный, стройный оглушительный рёв, всегда перебивавший вопли несчастных, замученных, убитых, изнасилованных, униженных, тех, у кого рты забиты землёй, тех, кто на дне моря, чьих криков не слышно, а торжественные слова на парадах затмевают людскую боль и обрекают сотни миллионов на ежедневную ложь, на смерть, на бесчестие, на вечный позор.
«Тот же детский восторг, те же вибрации, тот же жар — лишь другие слова, и теперь они кричат моё имя, — с ужасом думал Нам Туен, — неужели всё зря, неужели это те же интонации, неужели это я, я, борец, воин, мученик, тот, кто всю жизнь сражался с НИМИ, теперь один из НИХ?! Но мне неприятны эти крики, я не хочу их слышать, я не радуюсь, я не упиваюсь властью, я другой, я никогда не шёл против себя, я всё сделал правильно… Но они кричат так же, как кричали тем монстрам в лимузинах под красными знамёнами, они держат мои портреты так же, как держали их портреты, я не убийца, так почему же мне стыдно, почему я не могу вынести их восторга, их рабской тупой преданности, их слепой любви…»
— Останови машину, — сказал Нам Туен.
Тао Гофэн сделал вид, что не расслышал.
— Тао, останови машину, — громче повторил Нам Туен.
— Да? — Тао повернулся к нему. — Что ты хочешь?
— Останови машину немедленно, пожалуйста. — У Нам Туена задрожали и вспотели руки, вспотела спина. — Немедленно, я сказал, Тао, сейчас же останови машину.
Тао одарил его долгим взглядом, но потом неуверенно потянулся к коммуникатору на ухе и отдал команду. Кортеж послушно замер.
— Чего бы ты ни хотел, что бы ни пришло тебе в голову, — быстро говорил Тао Гофэн, — послушай сперва меня, пожалуйста, я ведь знаю тебя не…
Нам Туен открыл дверь и вышел из машины. Тао Гофэн выругался и выскочил следом. Толпа за ограждениями онемела, а потом взревела ещё громче, когда Нам Туен решительным шагом направился прямо к ней. Ветра не было, припекало солнце. Где-то над собой Нам Туен расслышал робкий шум вертолёта. Солдаты, не имевшие инструкций на такой случай, развернулись лицом к Нам Туену и отдали ему честь.
Нам Туен кивнул им и знаком попросил расступиться. Его слов всё равно бы не расслышали. К тому же жест порой важнее любых слов. Когда нужно признаться в любви, когда пора перейти от робких ухаживаний к полноценной близости… или когда этим ребятам через коммуникаторы командуют оставаться на местах и ценой жизни прикрывать Нам Туена от толпы, но сам Нам Туен — живая легенда, миф во плоти — красивым жестом и доброй улыбкой просит их расступиться. «Словно опускаю бронированное стекло», — подумал Нам Туен, когда солдаты сделали шаг назад, несмотря на истошную брань, которую наверняка извергал рот Тао Гофэна, командуя телохранителям подбежать и отвести его обратно в машину.
Телохранители уже скопились у Нам Туена за спиной, обступили его с трёх сторон, но четвёртая оставалась открыта, он стоял лицом к толпе: невысокий, полноватый, в костюме и очках, Нам Туен стоял перед жителями маленького городка на окраине Китая, в центре острова Хайнань.
Они кричали, но он не мог разобрать их слов. Нам Туен приложил палец к губам, и первые ряды замолчали, увидев его знак, а за ними замолчали и остальные, толпа постепенно затихла. Нам Туен будто укрощал дикое животное. Он внимательно посмотрел в лица этих людей и выбрал одно из них — это была очень полная женщина лет пятидесяти, в солнечных очках и бейсболке набекрень, со взмокшими от пота подмышками и плакатом: «СПАСИБО, НАМ ТУЕН!» и нарисованным сердечком.
— Здравствуйте, — сказал Нам Туен, протягивая ей руку. — Хорошо тут у вас на острове?
Она молчала. Она выронила плакат, схватила Нам Туена за руку, начала трясти. Нам Туену стало больно, но он продолжал улыбаться. Поверх ограждения тянулись сотни рук.
— Как вам здесь? — спросил Нам Туен.
— Хорошо!! Отлично!! — закричала женщина в ответ. Она задыхалась, как будто сейчас потеряет сознание. Она не отпускала его руку.
