Он видел лица давно забытых людей, разговаривал со своими бабушками и дедушками; его посещал умерший командир отряда и дети-двойняшки, которых он спасал, а иногда не успевал — и их головы раскалывались от пулемётных очередей, а маленькие ножки и ручки валялись отдельно от туловища, и Алессандро ходил по комнате, босыми ногами наступая на осколки стекла, и поднимал эти руки и ноги и приставлял к своим обрубкам, но все были либо слишком большие, либо слишком маленькие, и тогда он брал автомат и шёл убивать мусульман… А ещё иногда там появлялся грустный диктатор Нгау, которого они избивали, он просил о пощаде или молчал, а в одном из снов совершил харакири, и выскользнувшие наружу кишки нужно было собирать Алессандро, и он, пачкаясь в крови, делал свою работу…
Однажды, уже в конце месяца, Алессандро приснился Мандела. Не тот интернет-террорист, про которого говорил Ёширо Лесли, а настоящий Нельсон Мандела, с сединой и в пёстрой рубашке, и его зулусская чёрная гвардия, на их стороне почему-то воевал спецназ Евросоюза, и Мандела пожимал Алессандро руку и цеплял на грудь какой-то орден, а Алессандро чувствовал конфуз, потому что знал, сколько людей тот погубил, но никак не мог решиться что-то сделать… Похоже, они вместе воевали против нацистов — нацистов в паранджах и в куфиях, повязанных а-ля Ясир Арафат, — как во Второй мировой, и города горели в огне, а в концлагерях они с боевыми товарищами встречали «новых людей», высоких и стройных, красивых, в белых одеяниях и с большими лбами, в их глазах горели синие огни, они протягивали к Алессандро тонкие руки, непринуждённо шутили о Чезаре Павезе, попивали шампанское и приглашали с собой… Каллум играл на гитаре, и Алессандро казалось, что он чудовищно фальшивит, но ведь он никогда не разбирался в музыке, откуда он мог знать…
Концлагерь превращался в замок, поднимался в воздух, выдёргивая древесные корни из земли, и летел над землёй, и из толпы «новых людей» вдруг выходила Элизабет Арлетт; когда он видел этот сон в первый раз, она была одета, во второй — обнажена, и он разглядывал её аккуратную грудь и розовые торчащие соски; она обнимала его, целовала, они падали вниз, и меж зелёных полей текла река, неглубокая на вид, и они падали в неё, и их утягивало на дно, всё глубже и глубже, и вода мутнела, а дна видно не было, и они целовались, и он дышал воздухом, который производили её лёгкие-жабры…
В первый раз он задохнулся, так и не достигнув дна; недостаток кислорода отзывался спазмами, он обхватывал её всё сильнее и сильнее, но она, не давая ему дышать, душила своим огромным ртом; во второй раз было холодно, и лицо Элизабет стало лицом Беатрис, сперва старой, а затем молодой, и она смеялась одновременно с поцелуем, и Алессандро проснулся.
Больше этот сон он не видел; но фигура Манделы, с которой он начинался, заинтересовала Алессандро, он попытался что-то накопать в Сети. Раздумывал, не являются ли сны, где он тонет, подсознательным страхом перед «полным погружением» в Сеть, и вскоре — на исходе декабря, когда деревни украсили гирляндами, а мокрый снег, выпадавший по ночам, сделал горные тропинки скользкими — заказал себе полноценный заушный коммуникатор.
Ощущения оказались необычны, но вполне предсказуемы — коммуникатор настроился на мозговые волны Алессандро и раскрыл двери Сети. Алессандро даже не потребовалось проходить обучающий курс, настолько понятен был интерфейс, управляемый силой мысли. Он легко находил нужную информацию, легко устанавливал контакт с другими людьми, чувствовал себя как дома в смоделированных Сетью виртуальных пространствах… и не случилось того, чего он так боялся. Сеть пыталась имитировать реальность, но не могла (или не должна была?) и близко подойти к тому букету ощущений, который вызывает каждая секунда в реальном мире.
Спутать мир Сети и реальность оказалось невозможным — по крайней мере, пока. При «полном погружении» всё происходило гораздо быстрее, и спустя пару часов Алессандро узнал о «Манделе» всё, что хотел. Согласно официальной характеристике, это был террорист, скрывающийся за подставными аккаунтами в Сети и призывающий к уничтожению «новых людей» и НБп; при этом сам он когда-то работал на Голда и прошёл процедуру, даже числился в «Облике Грядущего». Содержание его многочисленных манифестов сводилось к тому, что «новые люди» — это извращение человеческой природы, и при всех благах, приносимых НБп, оно лишает человека морали и нравственного императива. «Новые люди» — на самом деле новые арийцы нового Гитлера, писал Мандела, они спят и видят, как согнать весь остальной мир в один большой концлагерь, работающий на них, новую аристократию, новую человеческую расу.
К Манделе никто не относился всерьёз до тех пор, пока во время очередного форума «Облика Грядущего» его последователи не попытались ворваться на одно из заседаний, открыв огонь на поражение. Погибли три охранника и один член «Облика». Потом сторонники Манделы стали выходить на улицы с протестными демонстрациями, и в столкновениях с полицией тоже порой погибали люди; всего одна акция «манделовцев» увенчалась успехом — яхту, на которой отдыхал генеральный директор компании «Золотое руно» вместе с женой и маленькими детьми, взорвал угнанный хакерами беспилотник. Хотя целью теракта был заявлен только сам гендиректор, Мандела поддержал убийство и его детей, «евгенически сконструированных, сшитых гениев-выродков, нелепых пародий на подлинных людей».
Атака беспилотника напомнила экспертам покушение на Нам Туена, и даже поднимался вопрос, не состоял ли Мандела в связях с «красными самураями». И не стоял ли именно он за организацией убийства Нам Туена, который поддерживал НБп с тех пор, как его сын сделал этот выбор ради полёта к звёздам?
За Манделой шла охота. Каждое появление в Сети отслеживали спецслужбы, пытаясь определить его местонахождение. Говорили, Комитет по контролю отдельно курировал поиск этого террориста, однако пока задерживали лишь его сторонников, получавших инструкции через Сеть и ничего не знавших. В последние годы Мандела затаился — сообщества в Сети, обсуждавшие его идеи, росли, но оставались маргинальными.
Тем не менее в списке международных террористов он оставался на одном из первых мест.
Алессандро почитал и форумы «манделовцев» — там протекали оживлённые дискуссии о том, кто же такой на самом деле Мандела, насколько велико влияние «новых людей» на ООН и Комитет по контролю, верно ли говорить о них как о врагах «старого человечества». Движение «манделовцев», как понял Алессандро, вовсе не монолитно и не молится на манифесты основателя. К фанатикам-террористам эти люди, занятые философскими вопросами свободы воли, границ прогресса и рамок эволюции, относились скорее с презрением и насмешкой.
Сам Мандела, как сообщалось, не принимал непосредственного участия в терактах — он лишь делился информацией о закулисье корпорации Голда и «Облика Грядущего», рассказывал, какие идеи там возникали, а экстремисты делали свои выводы. «Левое крыло» движения отвергало идею насилия, призывая к просвещению человечества; «правое крыло» поддерживало сопротивление, но и здесь была чёткая линия размежевания. Она прошла по манделовской формулировке о «евгенически сконструированных гениях-выродках», то есть об убийстве прошедших НБп до рождения детей гендиректора «Золотого руна».
