Будущее, раньше казавшееся неопределённым и далёким, сейчас приблизилось на расстояние вытянутой руки. Иоанн много размышлял о том, что его дни в школе-интернате очень скоро закончатся, оставшись мозаичным рисунком в памяти, и часто пытался представить, каким будет этот рисунок.
Всем друзьям, кроме Стивена, он сказал, что Лора ему просто надоела; в эту ложь поверило большинство. Стивен знал правду — в какой-то степени он и был во всём виноват, и глубоко в душе Иоанн, несмотря на все попытки пересилить себя, обвинял Стивена.
Его лучший друг сидел рядом — он потолстел и стал носить очки, но остался столь же весёлым, интеллектуальным и полным искромётных идей. В отличие от Иоанна, он имел сразу несколько школьных романов, и все они завершились, по меркам мальчишек, весьма успешно. Девочки перешёптывались, как он классно целуется, но Стивена амурные дела особо не волновали. Возможно, предполагал Иоанн, ему просто пока не встретилась своя Лора.
Однажды вечером, под Рождество 2014 года, когда озеро замёрзло, в парке появились сугробы, а в холле замка горел камин, Иоанн пришёл к Стивену с потрясающей новостью: Лора пригласила его провести вместе каникулы в Эдинбурге.
— И ты согласился? — спросил Стивен.
— А то! — хохотнул Иоанн. — Ты ещё спрашиваешь!
— Недавно… я видел её с парнем из выпускного класса.
— С каким?
— Не знаю имени.
— И что ты хочешь сказать?
— Иоанн, слушай… — Стивен замялся. — Мне кажется, ты преувеличиваешь.
— Что?
— Ваши отношения.
— Иногда я тоже так думаю, Стив… — Иоанн задумался. — Но Лора — она ведь такая…
— Какая?
— Каждый сезон у неё новые друзья…
— …как новая сумка?
— Ну…
— И, по-твоему, это нормально?
— Нет. Но поэтому мне она и нравится, — он улыбнулся. — Она необычная. И ко мне она относится иначе.
— Ты так думаешь?
Иоанна начинало это раздражать.
— Стив, прекрати.
— Мы просто разговариваем.
— Ну так скажи мне уже! Что ты хочешь?
— Я ничего не хочу.
— С тобой что-то происходит, как только речь заходит о Лоре.
— Да.
— Я слушаю. Мне надоело это, просто скажи мне.
Стивен помолчал.
— Не тяни.
— Ладно. — Стивен поморщился. — Ладно.
— Говори уже.
— Помнишь… в прошлом году она ходила с блондином?
— Да.
— Который поступил в университет в Калифорнии, забыл его имя…
— Неважно, Стив.
— Я… — Стивен замялся. — Я видел их вместе.
— Я тоже, — ответил Иоанн, но сердце у него ёкнуло.
— В другом смысле…
Иоанн молчал.
— Я возвращался после курсов во втором корпусе, — продолжил Стивен. — И видел их на лавочке в закутке… Там, на краю аллеи, понимаешь?
— Они целовались?
— Да.
— Это нормально, — пожал Иоанн плечами.
— И не только, — ответил Стивен. — Было темно, и вокруг никого не было…
— Они занимались сексом? — спросил Иоанн. — Ты не путаешь с…
— Она отсасывала у него, — сказал Стивен. — Я видел, Иоанн, и я точно знаю, что это была она.
— Ты плохо видишь.
— Извини, но тогда я видел всё хорошо.
— Когда? — Иоанн смотрел в одну точку. — Это была не она.
— В мае. Я не хотел тебе говорить, ты…
— Ты ошибаешься.
— Иоанн, я серьёзно. Это была она.
Они проговорили в том же духе ещё около часа. Иоанн вернулся к себе, лёг на кровать лицом вниз и лежал так минут двадцать; он как будто видел всё своими глазами: аллея, тёплый вечер, ветер трогает кроны деревьев, освещённые дорожки, лавочка на углу… Неужели Лоре захотелось повторить опыт той выгнанной девчушки, Тейлор? Или всё случилось спонтанно, они гуляли, и он убедил её, а она?.. Иоанн не знал; он не мог поверить. Но видел в темноте у кустарника на лавочке силуэты: откинувшегося на спинку и стонущего от удовольствия блондина: одной рукой держится за подлокотник, другая — на затылке Лоры… Её светлые волосы взъерошены его огромной лапищей, он подталкивает её, а она, на коленях, ритмично поднимает и опускает голову…
Шок прошёл, и эмоции улеглись — Иоанн до сих пор сомневался, её ли видел Стивен в тот вечер. Слишком необычной она была, слишком возвышенной и идеальной казалось. Иоанн не знал, заметила ли Лора изменения в их отношениях, — она вообще мало на что, кроме себя, обращала внимание.
Ближе к концу вечера, когда все встали со своих мест и начали кружить вокруг столов с бокалами в руках, Иоанн столкнулся с Лорой, и Лора радостно бросилась к нему, схватила его за руку, принялась что-то рассказывать. Иоанн улыбался ей в ответ и обещал, как требовала ситуация, обязательно встретиться в следующем году и слетать «всё-таки», как они «давно планировали», в Эдинбург.
На прощание Лора смачно поцеловала Иоанна в щёку — на ней остался отпечаток красных губ. Но глядя ей вслед и стирая помаду салфеткой, и потом, умываясь, Иоанн думал лишь о том, как этими же самыми губами Лора обхватывала эрегированный член блондина. Он не мог отделаться от мысли, что его предали; не мог перестать думать о ней, но на смену трепетному восхищению пришло новое чувство — отвращение.
Расставшись тем вечером, они встретились снова только через много-много лет.
24 января 2032 года. Дели
Она свернулась калачиком и отползла в самый дальний и тёмный угол. Всё тело болело, у неё был жар, страшно мутило, но она сдерживала рвотные позывы. Если вырвет, то придётся весь остаток ночи провести в этой рвоте, потому что сил убраться у неё не хватит. Ей было больно даже открыть глаза и пошевелить головой, не говоря уже о том, что первая и единственная попытка встать отозвалась спазмом в промежности и болью в позвоночнике. Передвигаться она могла только ползком, как пиявка, упёршись лицом в пол, по которому ползали насекомые и черви, где давно ссохлась корка из грязи, пыли, мочи и остатков экскрементов, крови и объедков: обглоданных костей, пищевой плёнки.
Она старалась не плакать. Плач вызывал судороги, сотрясал израненное тело, от слёз щипало в глазах. Хуже всего было то, что плач замедлял её передвижения. Если бы она заплакала, то осталась бы лежать прямо посередине подвала, куда её скинули с лестницы, и ей бы пришлось терпеть на себе дикие и опустошённые взгляды остальных несчастных. А она это ненавидела. Ненавидела даже больше, чем его, кто сотворил с ней такое и держал взаперти; ненавидела больше, чем свою жизнь, чем себя саму, чем свою мать, которая её бросила, чем предавших её полицейских, чем монстров, которые приходили каждую ночь… ненавидела больше, чем боль и унижение. Эти пустые взгляды детей со всех сторон подвала, таких же, как она — скукожившихся, больных и умирающих; они смотрели на неё отстранённо, непонимающе, по-звериному. Некоторые из них плакали всё время. Некоторые не плакали никогда. Некоторые жаловались и звали маму. Другие всё время молчали. Но все они, все без исключения на неё смотрели…
