— Так заметно?
— Ты сильно хромаешь.
— Обычно я хожу с тростью, — сказал он.
— Это тоже? В тюрьме?
— На допросе.
— Ох, Туен… Они же всё и так знали…
— Возможно.
— Они точно знали. Зачем они тебя мучили, зачем?
— Не знаю. Дело прошлое, У.
— Ты прав. — Она стала пить чай, и Нам Туен последовал её примеру. Горячий напиток обжёг язык, горло и пищевод. — Но несправедливо, что из нас всех… Мы ведь были молоды и ничего не понимали, и так поплатился только ты.
— Вы не понимали. — Он посмотрел в окно.
— Ещё чаю, пожалуйста, — обратилась У к официанту. — Как тебе здесь? Вон там, — У указала на противоположную сторону улицы, где сейчас припарковался снегоуборщик, — мы целовались с Ингом, и я сказала ему, что беременна нашим первым.
— После собрания?
— Да.
— А я сделал своей жене предложение на одном из собраний.
— Мы все были так рады за вас, — улыбнулась У. Официант вернулся с полным чайником.
— Чем сейчас занимаешься?
— Воспитываю детей.
— Вышла замуж?
— Нет… Но у меня есть поклонник.
— Собираешься?
— Думаю, стоит…
— Его возбуждают истории о твоём прошлом?
— Гораздо больше, чем моё дряблое тело, точно.
— Извини, У.
— О чём ты, — она протянула руку и накрыла его ладонь. У неё была миниатюрная, тоненькая ручка, и Нам Туену она показалась очень холодной. — Так ты, значит, теперь с правительством?
— Лучше скажи, что за друг дал тебе мой номер.
— Один друг из секретариата партии. Ты вряд ли его знаешь, но там только и говорят о тебе. Он, услышав твоё имя, сразу рассказал мне.
— Я почти никого не знаю, — покачал он головой, — я в этом городе как привидение.
— Перестань.
— Еду по городу и вспоминаю… — Он потёр переносицу. — Здесь я гулял с женой… Тут прощался с друзьями, тут праздновали чей-то день рождения, здесь я стоял с транспарантом, там проходили полицейские отряды…
— Со мной тоже такое бывает. — У достала из сумочки электронную сигарету. — Тебе дать?
— Нет, спасибо.
Она затянулась, и лампочка на кончике сигареты загорелась, имитируя огонёк.
— Со мной тоже такое бывает, но я все эти годы была здесь. Так что не думай, дело не в тебе, Туен, дело во времени.
— Наверное, — сказал он.
— Тебя правда освободил лично председатель?
— Да.
— И привёл к себе в кабинет?
— Кто тебе рассказал?
— Почитай Интернет, — ответила она. — Там все очень обеспокоены твоей судьбой.
— Где же они все были раньше, — сказал он, — где были они все год назад?
— Если тебя и правда освободил председатель, значит, кое-кто о тебе помнил.
Он промолчал.
— Ты сейчас работаешь на них? — спросила она. — Лично на председателя? Или… Если не хочешь, не отвечай, если это секрет.
— Я не думаю, что такой уж секрет. Но я мало в чём уверен.
— Помню, — она выпустила дым через ноздри, — в своё время ты был во всём уверен… Кажется, в те дни прошла вся моя жизнь. Настоящая жизнь, я имею в виду. Она закончилась, когда у Инга разорвалось сердце, а вас всех схватил….
— Скажи, У, — спросил он, — ты помнишь, мы мечтали, как объединим Корею?
— Мечтали.
— Как ты думаешь, мы сделали хоть первый шаг?
— Первый шаг?
— Хоть что-то мы изменили?
— Думаю, да, — ответила она, минуту подумав. — Но только свои жизни.
— Возможно, — сказал он. — А возможно, и не только.
— О чём ты?
— Я так…
— Хочешь сказать, нужно вернуться к подрывной деятельности? — улыбнулась она. — Пароли и явки те же?
— Те же, — согласился он. — Люди другие.
— В этот раз выдалась холодная зима. — Она завернулась плотнее в свой плед. — Не холодно тебе?
— Нет, — сказал он. — Со временем потеплеет.
14 февраля 2021 года. Пекин
Фань Куань победил. Прошёл год с избрания его председателем КНР, и эту годовщину профессор истории, получивший на ближайшие пять лет в управление ядерную сверхдержаву, решил отметить разрешением на свободное создание и регистрацию политических партий.
Консервативная пресса писала, что он уничтожает страну и подрывает основы государства; либеральная пресса заявляла, что это «широкий жест» в сторону среднего класса, проявление популизма, в действительности никак не влияющее на государственное устройство и никак не демократизирующее систему управления.
Фань Куань делал вид, что его не волновали эти крики, хотя, как знал Нам Туен, помощники регулярно приносили ему данные интернет-мониторингов. Рост социального недовольства, наблюдавшийся в последние десять лет (преимущественно в крупных городах), замедлился. Кредит доверия, выданный новому правительству, постепенно уменьшался, и Фань Куань решил начать по нему выплаты.
Результат оказался посредственным. Действительно, на правящую партию продолжала работать вся государственная машина, никакой поддержки новым политическим объединениям не предоставлялось, их ждали лишь препоны — оппоненты, как внутри, так и вне страны, продолжали атаковать Фань Куаня. А он хранил молчание и собирался преподнести им кое-что новое.
— Порадуйте меня. — Он пригласил Нам Туена в свой кабинет после внеочередного заседания Государственного совета. За продолговатым столом сидел сам председатель и полный высокий человек с узкими плечами и проплешинами у висков. Это был министр иностранных дел Китая Ван Шэнли. Нам Туен впервые встретился с ним лично.
— Я доработал программу сообразно вашим пожеланиям, — сказал Нам Туен. Он аккуратно раскрыл портфель, доставая оттуда документы.
— Министр Ван ещё не успел ознакомиться с вашими предложениями, — сказал Фань Куань. — Проведите для него краткий брифинг, пожалуйста.
— Да. — Нам Туен перевёл взгляд на министра. В отличие от Фань Куаня, его вид не располагал к дружеской беседе: жёсткий, стесняющий движения костюм и туго затянутый галстук, непроницаемое выражение лица.
— Исходя из поставленной передо мной задачи, — начал Нам Туен, — я разработал план, реализация которого в конечной перспективе должна привести к объединению Северной Кореи с Южной на федеративной основе…
— Но под управлением Сеула? — уточнил Ван Шэнли.
