— Да, конечно.
— Трудный день. — Цзи Киу поправил съехавший в сторону галстук. — Вы знали, что галстуки придумали наши с вами предки?
— Правда?
— Об этом свидетельствуют статуи в гробнице императора Шихуанди, — продолжил Цзи Киу. — Или это могли быть японцы. Но точно не европейцы.
— Вы так думаете?
— Посудите сами, — Цзи Киу поднял кончик своего галстука и повертел перед глазами, как бы изучая. — Галстук — это та же верёвка от виселицы, понимаете?
— Интересная мысль.
— Европейцы не признаю́т самоубийство, — ответил Цзи Киу, — они считают самоубийство смертным грехом.
— Я бы не сказал, что мы его одобряем, — ответил Нам Туен.
— Одобряем, — заверил его Цзи Киу. — На нас лежит ответственность за наши дела, и галстук на шее символизирует готовность умереть, если работа не будет выполнена.
— Интересная мысль, — повторил Нам Туен. Какой бы сложный день у министра ни выдался, подумал он, во рту у него отнюдь не пересохло, а было влажно, как в тропиках после ливня.
— Никогда не задумывались, почему председатель Фань Куань не любит галстуки и почти никогда их не носит? — спросил Цзи Киу, отпуская свой галстук. — В отличие от нас с вами.
— Честно говоря, — ответил Нам Туен, — нет.
Министр улыбнулся.
— Как обстоят дела в Пхеньяне?
— Довольно плохо. Думаю, вы и сами это знаете.
— Господин Нам, вы меня переоцениваете, — цокнул языком министр. — Вы опытный человек и должны понимать, в отличие от всех этих наивных людей, многие из которых странным образом добились высоких постов, что я не всеведущ.
— Я это понимаю.
— Мне и не нужно это, — сказал министр, — потому что у меня есть моё министерство. Мне каждый день готовят сотни отчётов по самым разным проблемам, но у меня нет времени их читать. Например, за сегодня я не услышал ни от кого ни слова о ситуации в Пхеньяне, хотя, я уверен, про это есть отчёт, и я могу его изучить… Но не хочу, потому что напротив меня сидит главный в Китае эксперт по Пхеньяну. Вам есть что мне сообщить?
— То есть вы хотите сказать, — уточнил Нам Туен, — что вам ещё не доложили про ответ генерала Кима на ультиматум?
— Нет, — пожал плечами министр.
— Про это передавали в новостях.
— Я не главный редактор «Центрального телевидения». Вы мне расскажете?
— Генерал Ким заявил, что его не интересует мнение международных организаций.
— И что же это означает?
Нам Туен выдержал паузу и около двадцати секунд вглядывался в лицо министра. Когда тот изобразил нетерпение, чуть дёрнув щекой, Нам Туен сказал:
— Что он не собирается выводить войска из демилитаризованной зоны и отменять своё решение о национализации предприятий.
— Выводить войска из демилитаризованной зоны, — повторил за ним министр. — Любопытная игра слов, не находите?
— Не думал об этом, — ответил Нам Туен.
— И в конечном итоге, — вновь задал вопрос министр, — что же это означает?
— Полный крах, — ответил Нам Туен.
— Всё рушится, — согласился министр. — Банки разоряются, бюджеты секвестрируют, людей увольняют, армии сокращают…
— Это полный крах нашей программы реформ в КНДР.
— Да, думаю, тут вы правы, — сказал министр. — Хотя, будем честны, вы уже многое успели там построить. Вопрос в том, кто заполнит опустевшие корпуса больниц, кто будет жить в новых городских кварталах и кто будет работать на заводах, где робототехника зачахнет от первой мантры про скорое и неизбежное торжество коммунизма.
— Можно выразиться и так, — согласился Нам Туен.
Похоже, министр общественной безопасности Китая в душе был поэтом.
— Подобный исход меня не устраивает, — продолжил Нам Туен, — и я не позволю генералу Киму разрушить всё, что мы сделали.
— Я уверен, у вас есть план, — вкрадчиво заметил министр.
— Отчасти.
— Судя по тому, что вы сейчас сидите в моём кабинете, — заметил министр, — вы собираетесь просить меня принять в нём участие.
— Вы правы.
— Чего же вы хотите?
— Убить генерала Кима, — сказал Нам Туен.
Цзи Киу несколько раз кивнул, поджав губы.
— Председатель думает, что держит ситуацию под контролем, — добавил Нам Туен, — он хочет добиться компромисса с генералом, но не понимает, что компромисс с ним невозможен.
— Хотите сказать, ваши точки зрения вошли в клинч? — заулыбался министр.
— Можно так сказать.
— Я не являюсь специалистом в вопросе Северной Кореи, — сказал Цзи Киу, — и я не стану вступать с вами в дискуссию, господин Нам. Что вам нужно от меня?
— Смерть генерала Кима, — повторил Нам Туен.
— И вы полагаете, это разом решит все проблемы?
— Нет.
— Иными словами?..
— Компромисс с генералом Кимом невозможен, что бы себе ни воображали председатель Фань или господин министр иностранных дел Ван Шэнли.
— «Воображали», — повторил Цзи Киу, — вы несдержанны в формулировках, господин Нам; вы не боитесь, что через уши, которые есть у стен, председатель узнает о нашей беседе? Ваши дни в Пхеньяне будут сочтены, и жизнь генерала Кима станет значительно проще.
— Господин министр, — ответил Нам Туен, — вы бывали на островах Блонд?
— Неприятное место, — сказал Цзи Киу.
— После десяти лет там я уже ничего не боюсь, — соврал Нам Туен.
— Ваша биография — это настоящий гимн жизни, — ответил Цзи Киу. — Знаете, чьи это слова?
— Нет.
— Председателя Фаня.
— Я не удивлён.
— Он восхищался вами, господин Нам. Про «гимн жизни» он сказал, когда сообщал нам о своей идее отправить вас в Пхеньян.
— Моя благодарность председателю не знает границ, — ответил Нам Туен, — но он не готов пойти до конца.
— А вы готовы?
— Когда за мной приехали, — сказал Нам Туен, — на островах Блонд, я не мог поверить, что это не сон. Председатель попросил меня помочь ему осуществить мечту — объединить Корею. Этим я и занимаюсь.
— Знаете, — протянул Цзи Киу, — убийство противоречит международному праву.
— Полагаю, тирания тоже противоречит международному праву.
— Вот тут вы заблуждаетесь, — покачал головой министр. — Скажите ещё раз, чего вы хотите?
— Я хочу, чтобы вы ликвидировали генерала Кима.
— Ликвидировали? Отстранили от власти?
