— Убили, — повторил Нам Туен.
— Понимаете, в чём состоит проблема, — сказал министр, — председатель Фань никогда в жизни не даст разрешения на подобную операцию.
— Поэтому я обращаюсь напрямую к вам.
— На самом деле это вне моей юрисдикции, — пожал плечами Цзи Киу. — Вам следовало бы обратиться в военную разведку, вам так не кажется?
Нам Туен промолчал.
— Вы знаете, — сказал Цзи Киу, — вы ведь пренебрегли прямым приказом председателя, обратившись ко мне.
— Знаю, господин министр. Я отдаю себе в этом полный отчёт.
— Значит, мы понимаем друг друга, — кивнул министр. — Скажите, вы правда полагаете, что смерть генерала Кима может разрешить корейскую проблему?
— Да.
— А его окружение? Маршалы, у которых китель от фальшивых наград тяжелее их самих? Партийные функционеры, действительно верующие в богов Ким Ир Сена и Ким Чен Ира?
— Я не делал об этом докладов председателю, — сказал Нам Туен, — и впервые рассказываю это вам, господин министр, но в последние годы я тщательно прорабатывал варианты.
— Излагайте, господин Нам.
— У генерала Кима есть молодой племянник, Ким Кён Тхэк.
— Какие выразительные имена…
— Сейчас он руководит службой безопасности генерала Кима. После его смерти он станет первым претендентом на верховую власть.
— И сможет он её получить?
— Сможет, — сказал Нам Туен. — Из семьи Ким он один остался не в маразме, а корейцы падки на звучание этого «выразительного», как вы выразились, имени.
— И что, с ним будет легче вести дела?
— Нет, — покачал головой Нам Туен. — Все дела за него буду вести лично я.
— Иначе говоря, после смерти генерала Кима вы сами собираетесь захватить власть? Чужими руками, так сказать, править и направлять стадо послушных овец?
— Я стану главным советником Ким Кён Тхэка. В отличие от дяди, у него нет козлиной упёртости и силы воли. Я легко сломаю и подчиню его.
— Председатель, говорите, не знает о вашем плане?
— Нет. Никто не знает, кроме нас двоих, господин министр. И смерть генерала должна выглядеть несчастным случаем.
— За десять лет в тюрьме, господин Нам, вы не стали менее наивны, — сообщил министр. — Несчастные случаи только и случаются, что в разгар политического кризиса.
— Господин Цзи, вы поможете мне? — спросил Нам Туен.
— Если ваша прямота заденет кожу, — откликнулся министр, — то она вспорет её, и потечёт кровь.
— Главное, чтобы кровь не потекла вдоль тридцать восьмой параллели.
— Вы заинтересовали меня, господин Нам, но политика есть политика, — ответил Цзи Киу. — В этом кабинете давайте называть вещи своими именами. Если я помогу вам организовать убийство генерала Кима, то мы с вами войдём в заговор против председателя. Вы не хуже меня знаете, наверное, чем это нам будет грозить.
— Председатель не должен узнать…
— Он всё равно узнает. И довольно скоро.
— Вы правы, — кивнул Нам Туен.
— Но победителей не судят.
— Простите?
— Фань Куаня гложет одна мысль, — ответил Цзи Киу. — Ему так хочется войти в историю великим реформатором, что он собирается провести общенародные выборы председателя Китайской Народной Республики. Он рассчитывает получить подавляющую поддержку среди членов партии и горожан, несмотря на его, прямо скажем, спорные переговоры с Тайванем и американцами.
— Но американцы выступили против него в Таиланде.
— Что ещё раз доказывает ошибочность стратегии председателя.
— Вы против этих выборов?
— Нет, я за, — ответил Цзи Киу. — Но время Фань Куаня постепенно уходит, а он этого не понимает. За прошедшие пять лет он сделал для Китая очень многое, но его курс нуждается в коррекции.
Нам Туен понимал, куда он клонит. Строго говоря, именно слухи о назревающем расколе в правительстве и бунте ключевого министра Цзи Киу против «непоследовательности» председателя привели его в этот кабинет.
— Если генерал Ким умрёт и вы получите карт-бланш на свои реформы в Корее, — сказал Цзи Киу, — то, выставив свою кандидатуру на выборы председателя через четыре года, Фань Куань не должен получить вашей поддержки.
— Думаете, моя поддержка настолько важна для него?
— Вы себя недооцениваете, господин Нам. Вернее, вы недооцениваете то влияние, которое вы оказали на партию.
— Я понимаю о чём вы говорите, — кивнул Нам Туен. — Но вы знаете, что я никогда не был и никогда не буду частью публичной политики. Я всего лишь хочу сделать своё дело.
— Новая эра в жизни страны началась не тогда, когда съезд избрал Фань Куаня председателем. Новая эра началась, когда вас вернули в Пекин. И когда вы, в отличие от многих из нас, получили прямой доступ к председателю.
— Я не желаю участвовать в партийной борьбе, — сказал Нам Туен. — Вы знаете это.
— Но вы олицетворяете определённый курс, — ответил Цзи Киу. — И, приблизив вас к себе, Фань Куань дал партии очень важный знак. Конец репрессий, введение многопартийности и выборов. Уступки американцам, борьба за экономические позиции и полная политическая капитуляция. А теперь и семейство Ким, долгие годы наш верный союзник, станет жертвой его «прогресса».
— Вы не согласны с его программой реформ?
— Я считаю, стране нужно время, — ответил Цзи Киу. — Великий реформатор Дэн Сяопин не был мягок на Тяньаньмэне.
— Я знаю.
— Там был ваш отец, конечно, вы знаете.
— Господин министр, — сказал Нам Туен. — Помогите мне убить генерала Кима, и я обещаю вам, что не буду принимать никакого участия в выборах.
— Я верю вам. И, пожалуйста, не подумайте, что я против реформ. Просто я считаю, что у Фань Куаня недостаточно сил провести их без вреда для Китая. Экономический кризис показал, насколько мы увязли в связях с Западом и потеряли самостоятельность. Его приверженность свободной торговле стоит работы и зарплаты миллионам китайцев, продовольственная безопасность страны подорвана, мы стали уязвимы. В отличие от вас, Фань Куань только хочет казаться идейным борцом. Но вы — настоящий революционер, и вы пойдёте до конца. Ведь так?
— Да, — сказал Нам Туен.
— Я уважаю это в вас. — Цзи Киу встал, и Нам Туен инстинктивно поднялся вслед за ним. — Скажите, вы доверяете Тао Гофэну?
— Да.
— Прощу прощения, но уже, кажется, поздно, — вдруг заметил Цзи Киу. — Подскажите, сколько времени?
Нам Туен посмотрел на часы:
— Половина первого ночи.
— Что же, — сказал министр, — нас с вами ждут наши семьи. Моя жена, наверное, уже легла, а что насчёт вашей?
