В Польше король Станислав-Август поддерживал исследования французского натуралиста Эмманюэля Жильбера, который в 1770-х отправился из Лиона в Литву, чтобы применить принципы Линнея к изучению литовской природы, подобно тому как Паллас сделал это в екатерининской России. Кокс обнаружил Жильбера в Гродно, где тот составлял «Flora Lituanica» почти параллельно с «Flora Russica» Палласа. Как и Паллас, Жильбер испытывал особенное удовольствие, описывая неизученные «земли, не менее девственные, чем Канада» (совсем незадолго до того, в 1763 году, потерянная французами). Однако в Польше естественная история была подчинена картографии, тем более что для Станислава Августа составление карт и атласов было, согласно Жану Фабру, «одной из главных задач его царствования»
[368]. Территориальные потери, которые Польша понесла в результате первого раздела, только усиливали желание сохранить на карте образ Речи Посполитой в ее прежних границах. Перед тем как Папа Римский запретил их орден в 1773 году, данные для составителей атласа собирали иезуиты, но в общем и целом все предприятие было в руках французов, картографа Шарля де Пертэ и гравера Жака-Николя Тардье. Решив следовать наиболее строгим научным стандартам астрономической съемки, они работали очень медленно, лишь в 1783 году начав издавать карты отдельных воеводств. В 1792 году, в разгар революций и во Франции, и в Польше, Станислав Август тревожился о том, что «географические работы могут оказаться в опасности». В 1794 году король отказался передать Костюшко незаконченные карты, необходимые для стратегического планирования его восстания против России, по преданию воскликнув: «Я скорее отдам мои бриллианты, чем мои карты!» Даже после окончательного раздела Польши, исчезнувшей с геополитической карты Европы, король без королевства по-прежнему переписывался с де Пертэ, пытаясь по памяти снабдить его необходимыми для атласа географическими деталями
[369]. Хотя французские картографы стремились отразить территориальную экспансию Российской империи, они же одновременно помогли сохранить образ старой Польши, несмотря на то что ее уже не существовало как самостоятельного государства.
Украинские земли, входившие в состав и Речи Посполитой, и Российской империи, были одними из наименее изученных в Европе. Если Карл XII «сомневался в правильности выбранной дороги», то Джозеф Маршалл в 1769 году был полон тех же сомнений: «Эта страна лежит столь далеко от маршрутов всех путешественников, что едва ли раз в столетие ее посещает кто-нибудь, записывающий свои наблюдения, чтобы поделиться ими с остальным миром». Хотя вероятно, что и сам Маршалл предпочел не посещать эти края, а позаимствовал свои наблюдения из книг других авторов, он сожалел, что «наши географы, издающие свои работы каждый день, столь рабски повторяют друг друга, и факты, относящиеся к 1578 году, преподносятся как единственные сведения, доступные нам в 1769 году. Я встретил это в просмотренных мною работах по всеобщей географии». Быть может, английские путешественники действительно полагались на работы елизаветинских географов, но в распоряжении французов было «Описание Украины», изданное Гийомом Jle Вассер де Бопланом в Руане в 1660 году. В 1772 году Маршалл уверенно писал о географии Украины:
Предполагалось, что лен и конопля, прибывающие к нам из мест столь северных, как Петербург, произрастают посреди вечных снегов и морозов; однако, хотя мы и ввозим их с шестидесятой широты, растут они на Украине, которая лежит между сорок седьмой и пятьдесят второй широтой и обладает климатом, не менее мягким и приятным, чем любой другой в Европе: это широта Южной Франции
[370].
Таким образом, Маршалл молчаливо признает «восточный» характер Восточной Европы, сообщая, что Россия — это не только морозы и северные снега. Подобно тому как это было с Италией и Крымом, отношения между Францией и Украиной определялись общностью географической широты. И все же сущность Восточной Европы диктовалась в XVIII веке ее сопротивлением географической локализации и описанию. В 1769 году, например, боевые действия между русской армией и барскими конфедератами изменили политические границы двух стран за целых три года до официального раздела Польши, и Маршалл писал о «провинциях, некогда принадлежащих Польше и показанных в этом качестве на всех картах», но находящихся теперь под властью России. Он заключает, что «в столь отдаленных частях света происходят величайшие изменения, оставаясь при этом совершенно неизвестными»
[371].
Что до Украины, различные территории, сменив польское господство на русское, одновременно переходили из географического и научного ведения де Пертэ и Жильбера под крыло д’Анвиля и Палласа. Что же касается Крыма, аннексированного Россией в 1783 году, то еще до посещения полуострова Екатериной и Палласом леди Крэйвен писала маркграфу Ансбаху: «У меня есть несколько карт этой страны, искусно начерченных и раскрашенных, которые я буду иметь честь представить вам при нашей встрече». Позднее, в Венгрии, она показала их Иосифу II, который «просидел два с половиной часа, рассматривая <…> карты и подарки», причем, «как кажется, карты доставили ему большое удовольствие»
[372].
Попытки Западной Европы картографически подчинить Восточную Европу встретили наиболее серьезное сопротивление в Оттоманской империи. Здесь не было ни Екатерины, ни Станислава Августа, чтобы встречать посланцев науки и просвещения с распростертыми объятиями. Не получая помощи от Константинополя, западноевропейские картографы испытывали разочарование, откровенно выраженное в «Atlas Universel» Робера в 1757 году:
Если в случае различных частей Европы, которые посещаются путешественниками, мы имели удовольствие встретить содействие со стороны ученых, работавших в этих странах, мы не можем сказать, что имели такие же преимущества, описывая земли, подвластные Оттоманской империи. Мы желали бы с большим успехом завершить (terminer) европейскую географию; однако доступ в эти страны затруднителен для просвещенных людей (gens éclarès), не позволяя надеяться, что они будут когда-либо удовлетворительно освещены (lumières) в географии; поскольку получаемые нами от путешественников отзывы недостаточны, чтобы подтвердить топографические детали посещаемых ими стран. Для этого путешественникам пришлось бы изучить математику
[373].
