Петя
Кровоточащий Кремль
– И что же будет дальше? – спрашивает московский обыватель, подходя к командиру отряда анархистов.
– Цель вашего вопроса? – в свою очередь спрашивает анархист, вынимая револьвер.
– Любопытство, простое любопытство… А штучка-то у вас интересная.
– Еще бы! Бьет на двести метров без промаха. Хотите, становитесь к стенке, я вас сниму.
– Нет уж, я вам и так верю.
Отец Иоанн вошел в Москву через Калужскую заставу. В последний раз он посетил первопрестольную столицу четыре года назад, в 1913-м, еще при живой матушке-супружнице, когда ничто не предвещало кровавой бойни с германцем.
– Вот когда удосужился, прости, Господи, – горестно вздохнул отец Иоанн, крестясь на маковки Донского монастыря.
Ныне батюшку мучил страшный вопрос: а крепка ли его вера? Ни полвека назад, когда учился в духовной семинарии, ни в какой из дней долгой пастырской службы этого вопроса не возникало. Первый удар был нанесен восемь месяцев назад, когда в Страстную пятницу государь император – Божий помазанник! – добровольно отрекся от престола за себя и за сына. Отец Иоанн был смущен: можно ли поминать за службой отрекшегося? Не подложный ли, как уверяли крестьяне, напечатали в газетах манифест? Отец дьякон посоветовал по примеру соседнего села возглашать «многие лёта благоверному Временному правительству».
– Не греши, отец дьякон, – не согласился батюшка. – Эдак сатана придет к власти – и ему «многие лёта»?
– Народное правительство воцарилось, сказывают. В городах повсеместное ликование.
– А мы все же повременим.
И продолжал поминать государя императора, как поминали самодержцев и век, и два назад.
Тогда, в марте 1917-го, отец Иоанн впервые испугался, что лишился благочестия. Его не отпускала мысль, что, если так легко государь оставил данный ему Богом престол, не воссядет ли на российский трон антихрист?..
Император Николай II и наследник цесаревич Алексей Николаевич
«И когда приблизился Иисус к городу, то, смотря на него, заплакал о нем».
Плакать хотелось и отцу Иоанну. Осиротелая, словно вымершая, встретила его первопрестольная столица. Многие дома и даже церкви были изранены ружейными пулями и артиллерийскими снарядами. И чем ближе подходил батюшка к святому Кремлю, тем больше видел разрушений.
Минуло меньше недели, как в городе закончилась братоубийственная война между рабочими и юнкерами, прозванная революцией, и воцарилась новая власть. Из окон старинного барского особняка, на воротах которого трепалось красное полотнище со словами: «Смерть капиталу», неслись пьяная брань и революционная песня:
…А деспот пирует в роскошном дворце,
Тревогу вином заливая.
На крыше другого особняка потели двое солдат – сбивали герб Российской державы. Отец Иоанн остановился, удивившись ненужному разрушению. Наконец двуглавый орел поддался натиску штыков и рухнул вниз. Один из солдат снял военную фуражку, перекрестился и, увидев священника, рассмеялся:
– Что, отец?.. Жалеешь?.. Не жалей – нынче мировая революция!
Второй солдат тоже глянул вниз, выматерился и, надсаживая глотку нервной злобой, прохрипел товарищу:
– Чего ты с ним болтаешь – это же контра! Ему лишь бы наш хлебушек лопать! – И вниз: – Чего, старик, уставился?! А ну проходи, буржуй недорезанный!
Отец Иоанн сокрушенно покачал головой и зашагал дальше. Среднего роста, сутулый, в вылинявшей нанковой рясе, он устало брел к Кремлю, сжимая в большой крестьянской ладони дорожный посох. По разбитым окнам и выломанным дверям магазинов было ясно, что они разграблены. Некоторые улицы перегораживали окопы и частью уже разобранные баррикады. Обгорелые дома, оборванные провода, очереди хмурых обывателей с затравленными взглядами у хлебных ларьков.
Мимо прокатил грузовик, ощерившийся винтовками. Из кузова заметили священника, весело закричали, хмельные от быстрой езды и свободы:
– Эй, рясник, держи руки вверх!
– Поп, молися за рабочую власть!
– Васька, возьми его на мушку!
Малый государственный герб Российской империи. Начало ХХ в.
«И дам им отроков в начальники, и дети будут господствовать над ними. И в народе один будет угнетаем другим, и каждый ближним своим; юноша будет нагло превозноситься над старцем, а простолюдин над вельможею».
Современный герб Москвы
Где же он, быстрый на исполнение приказа и верный присяге солдат? Куда делись смирение и любовь, к которым каждодневно призывают с амвонов всех российских церквей?
Да разве можно вот так, в один день, отторгнуть от себя то, что сияло тысячу лет?
Неужели можно уверовать, что все, что было до нас, – мрак и нечистота?
Неужели в одночасье можно возненавидеть часть своего народа? Сменить веру в Бога на веру в свою ненависть к самодержцу?.. Или ненависть жила в нас всегда, только мы по слепоте своей не замечали ее?
Отца Иоанна нестерпимо потянуло в церковь. Он зашел во встретившийся по пути храм и долго, истово молился.
* * *
Бурые кремлевские стены, казалось, кровоточили от обилия свежих выбоин, оставленных снарядами и пулями. Возле закрытых железных ворот Троицкой башни стояли часовые.
Стены Московского Кремля, поврежденные во время революции 1917 года
– Сынки, как же мне пройти? – удивился отец Иоанн, никогда прежде не видавший Кремля на запоре.
– А у тебя, батя, пропуск есть? – Мне бы в Успенский, Владимирской Божьей Матери помолиться.
