– Изрядно, изрядно!..
Не взвидел света от радости Лука Дорофеев. А что после было, тому он поверить и не помыслил. Протянул ему царь руку свою белую для лобызания. Не всякому и боярину-то такая честь выпадала; а тут, нате-ка, иконописцу простому!..
– Изрядно! – еще повторил великий князь.
Стали тут князья и бояре хвалу за хвалой новым иконам и иконописцам искусным сыпать…
Меж тем великий князь снова по очереди обошел оба образа, любуясь письмом и окладами…
– А ну, братья любезные да бояре верные, дайте-ка совет государю вашему. Любы мне обе иконы… Которую же мне для храма Успенского взять?..
Смутились князья да бояре – нелегко владыке многоумному, могучему советы давать. Помявшись, отозвались братья великокняжеские в один голос:
– Ту икону бери, государь Иван Васильевич, что инок писал… Сдается, что так святее да благочестивее будет…
Ничего не сказал им царь; на бояр очи вскинул:
– Вы что скажете, советники думные, приспешники мои?
Ближний боярин Василий Вельяминов поясной поклон государю отвесил и вымолвил степенно, тягуче:
– По моему разумению, великий государь, надобно ту икону взять, что мирянином писана… То и иным мирским людям в пример и повадку будет: начнут многие изощряться в иконописании благочестивом, и благо будет для веры православной…
Словно усмешка легкая тронула уста великого князя.
– Ты что скажешь, дьяк мой думный?
– Взять бы тебе, государь великий, ту икону, что инок писал. Обе иконы истовы, обе с благочестием писаны. А только в этой оклад ценнее будет, и через то новому храму блеску и богачества прибудет.
Не таясь уже, усмехнулся великий князь на речь Далматова.
– Каков твой совет, отче митрополит?..
– Мой совет, государь великий князь – взять тебе обе иконы, благо полюбились. Не оскудеет казна митрополичья от жертвы на храм Божий. Обе иконы прими от богомольца твоего, государь… Крепко о том молю!..
Просветлел лицом царь.
– Благой пример подал ты всем, отче митрополит. С благоговением приемлю дар твой, щедроту твою, для благолепия храма нового… Благослови меня, отче…
Приняв благословение митрополичье и выходя из избы, великий князь молвил боярину Вельяминову:
– Иконописцам по гривне серебряной да по сукну аглицкому выдать вели.
Стояние на Угре
Отступление Ахмата произошло 11 ноября 1480 года. Летописцы объясняли это морозами и стужей: «Были же татары наги и босы, ободрались». По существу, наступил конец Большой Орде. Ахмат вскоре был убит ногайским ханом Иваком. Сын Ахмата, хан Муртоза, признал суверенитет Руси и обращался к Ивану III как к равноправному правителю.
Прошло сто лет с победы Дмитрия Донского над ханом Мамаем на Куликовом поле, но татарское иго все еще продолжало тяготеть над Русью. Нередко в Москву приезжали ханские послы за данью. При въезде посла в Кремль великий князь выходил к нему навстречу, с низким поклоном подносил кубок с кумысом и, стоя на коленях с непокрытой головой, выслушивал ханскую грамоту. Но все чаще князья, затаив в душе горькую обиду, сказывались больными, чтобы избавить себя от унижения.
Иван III и татарские послы.
Художник К.Е. Маковский
Особенно часто так поступал великий князь Иван III, в руках которого уже собрались почти все русские земли. После женитьбы на греческой царевне Софье он твердо решил сбросить позорное иго. Жена то и дело ему говорила: «Отец мой и я захотели лучше своей отчизны лишиться, чем платить дань турецкому султану». Она гордо заявляла, что не хочет с детьми быть данниками степной Орды, и спрашивала мужа: «Разве у тебя мало войска? Зачем слушаешься рабов своих и не хочешь постоять за свою честь и веру святую?» Эти слова заставляли задуматься гордого московского князя.
В Золотой Орде в это время происходили непрерывные смуты. От нее отделилось Крымское ханство, установившее дружеские отношения с Москвою. Иван III уже девять лет не платил дани, и хан Ахмат отправил в Москву грозное предостережение. Но московский князь растоптал ногами грамоту с ханской печатью, умертвил его послов и пригрозил Ахмату, что поступит и с ним так же, если он не оставит в покое Московское государство.
Ахмат не смог стерпеть позорного оскорбления и решил проучить «непокорного раба», напомнить русским о временах Батыя. Он рассчитывал на помощь польского короля Казимира, непримиримого врага Москвы.
Летом 1480 года татарские полчища двинулись в поход. Но по Оке, по всей южной степной границе Московского государства уже с ранней весны стояли русские войска. Ахмат думал под Калугой соединиться с Казимиром и вместе нагрянуть на Русь, переправившись через реку Угру. Казимир не сдержал слова и не пришел – ему пришлось защищать свои владения от крымского хана Менгли-Гирея. На Угре татары встретили сильное войско под начальством князя холмского. Несколько месяцев простояли противники, не вступая в битву. Хан дожидался зимы, когда реки покроются льдом и станут хорошими дорогами на Русь.
Иван III приказал готовить Москву к осаде. Боясь за жену и детей, он отправил их далеко на север, а сам с небольшим отрядом двинулся к Угре.
В Москве с нетерпением ждали вестей о победе, но время шло, а битва не начиналась. Вдруг москвичи, к своему ужасу, увидели, что великий князь возвращается в столицу, и решили, что все кончено и татары уже близко. Народ заволновался, обступил Ивана III, в толпе переговаривались: «Государь оставляет войско, робеет, спасает только себя и детей, не смеет выступить против врага». Великий князь оправдывался, что приехал посоветоваться с матерью, боярами и духовенством.
Дьяк на докладе у великого князя.
Художник В. Викторов
«Теперь не время советоваться, – говорили в народе, – а надо сражаться. Раньше ты с нас собирал дань, но не отдавал ее хану, а теперь сам же разгневал его и выдаешь нас татарам».
Особенно сильно негодовал старый ростовский епископ Вассиан. Он называл великого князя бегуном и восклицал: «Дай мне, старику, войско, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами!»
Волнение в народе было так сильно, что Иван III не решился даже оставаться в Кремле и перебрался на житье в подмосковное Красное село. Но вскоре он решился вернуться к войску. К хану было отправлено посольство для переговоров, но Ахмат гордо заявил: «Пусть сам Иван придет бить челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду».
