На Ивановской площади Кремля, против алтаря Архангельского собора, тянется ряд зданий в виде огромной буквы «П». Все они деревянные, в два этажа, украшены резьбой. Это – московские приказы.
С раннего утра оживает площадь перед приказами, толпится народ. Двери еще закрыты, и просители разбрелись кучками по площади, но больше всего столпилось у «святого Ивана под колоколами», где раскинута палатка подьячих. Сами они уже за работой. Один пишет «подрядную запись» для пяти дюжих ямщиков, взявшихся возить бутовый камень на аптекарский двор. Бумага скоро будет готова, и подрядчики готовят мелкую деньгу – плату за работу. Другой подьячий, положив на колено лист бумаги, пишет челобитную. Часто макая гусиное перо в чернильницу, которая висит у него на шее, он строчит привычные слова, только изредка задавая тот или иной вопрос стоящему перед ним просителю, посадскому человеку. Около палатки еще один подъячий о чем-то беседует с крестьянином, в руках которого красный узелок, откуда выглядывает связка бубликов и еще что-то. Вероятно, подьячий дает добрый совет, и лицо крестьянина расплывается в довольной улыбке, он благодарно кланяется и передает за услугу «поминок» – свой узелок.
Ближе к приказам несколько человек столпилось вокруг осанистого седобородого старика, а тот подробно повествует, какой наказ давал ему стольник Колонтаев, когда посылал из своей вотчины в Москву по судным делам.
Подьячии.
Художник М.К. Клодт
Уже половина восьмого, скоро откроются двери, толпа все прибывает. С разных сторон спешат приказные подьячие, путаясь в своих длиннополых кафтанах. Некоторые из них ненадолго останавливаются поговорить со знакомыми челобитчиками, но большинство быстро расходятся по палатам. В комнатах душно, тесно, маленькие слюдяные окошки почти не дают света. Длинные узкие столы завалены бумагами, глиняными чернильницами и песочницами, лебяжьими перьями, клеем и воском для печатей.
Относительным порядком и чистотой отличается казенка, где сидит судья с товарищами. Стол здесь покрыт красным сукном, на нем медная чернильница, а вечером появляются в медных тройных шандалах восковые свечи. К стенам придвинуты дубовые и липовые коробья, где хранятся приказные дела.
В казенке никого нет – начальные люди еще не приезжали, а в других помещениях уже началась работа. Во главе каждого из столов сидит «старый подьячий» и распределяет работу между младшими, следит за ними, дает, когда потребуют, о каждом отзыв: можно ли ему поручить государево дело и «чаять ли от него проку».
Из подьячих «средней статьи» одни пишут приказные бумаги на узких листах, подклеивая их друг за другом, так что одно дело представляет собой длинную бумажную ленту. Другие «сидят у государевой казны», ведут книги расхода и прихода и в сложном счете пользуются косточками слив, которые всегда носят в мешочке у пояса.
Младшие подьячие чинят перья, наливают чернила, бегают в торговые ряды за покупками.
Но вот в дверях появляется дьяк в шубе и с палкою в руке. Перебрав бумаги, положенные для его просмотра, и скрепив некоторые из них подписью, он появляется в палате подьячих с царской бумагой в руках.
– Великий государь, – начинает он густым басом, – указал сказать во всех приказах подьячим, которые сидят у его денежной казны, чтобы им тех денег отнюдь себе не брать и в заим никому из той казны не давать, а учнут они что делать против сего государева указа, быть им в жестоком наказании без всякой пощады.
Подьячие начинают перешептываться, обсуждая новый указ, но приезд судьи и приказание пускать просителей обрывают эти разговоры.
В казенке судья с дьяком разбирают тяжбы. Жалобу, прежде всего, рассматривает дьяк и потом докладывает судье. Тяжущиеся отвечают на суде устно, «смирно и нешумно». Если судья найдет, что представленных доказательств с той и с другой стороны достаточно, то дело решается тотчас. В противном случае оно откладывается до следующего раза. Большинство просителей при выходе из казенки посылают не особенно добрые пожелания дьяку за волокиту говоря, что готов с одного вола две шкуры снять. Но на эти возгласы досады никто не обращает внимания, всем известно, что дьяк – сила большая. Судьи выбираются из государевых служилых людей, им «приказное дело не в обычай», а дьяки сидят здесь лет по тридцать и больше, знают все законы и указы государевы и любое запутанное дело могут вмиг распутать, правого обвинить, а виновного оправдать.
Дьяк.
Художник К.В. Изенберг
В два часа приказные люди расходятся по домам, чтобы пообедать и соснуть часок-другой по русскому обычаю. Но после четырех часов все снова должны быть на своих местах. Особые дозорщики записывают не явившихся и опоздавших в штрафную книгу.
Вечером в приказах гораздо тише – нет посетителей. Подьячие при тусклом свете сальных свечей спешат докончить бумаги, а то оставят на ночь дописывать да еще однорядку снимут, чтобы не ушел. Только в десять часов приказные люди расходятся отдохнуть после долгой работы.
Кончина Тишайшего
От первого брака с Марией Ильиничной Милославской царь Алексей Михайлович вырастил и воспитал дочерей Евдокию, Марфу, Софью, Екатерину, Марию и Феодосию и сыновей – Федора и Ивана. От второго брака с Натальей Кирилловной Нарышкиной – Петра и Наталью.
Мороз трещал вовсю 19 января 1676 года. На площади перед кремлевскими царскими теремами грелись у пылавших костров промерзлые возницы боярских колымаг, пока именитые вельможи утешались в Комедийной палате театральными представлениями лицедеев странствующей немецкой труппы Иоганна Готфрида Грегори.
Сцена была устроена полукругом, украшена декорациями и отделялась занавесью от зрительной залы. Оркестр составляли орган, скрипка, флейты, литавры и барабаны. Царское место было устроено на возвышении, обитом красным сукном. За ним тянулась галерея, отделенная золотой решеткой, – для царского семейства. Далее шли места для почетных бояр, боковые же пространства предназначались для менее сановитых персон, удостоенных чести присутствовать при комедийном действии. Давали драму «Блудный сын», сочиненную Симеоном Полоцким – любимым проповедником и поэтом Алексея Михайловича.
В этот день очень недомогалось его царскому величеству, но он не хотел лишать молодую царицу, царевен и вельмож всеми любимого театрального представления. Наталья Кирилловна, радостная, сияющая красотой и драгоценными нарядами, слегка приотворила свою решетку, чтобы лучше следить за комедийным действием. За ее спиной, немного в тени, сидела старшая падчерица, царевна Евдокия. Она со вздохом заметила тетке, царевне Татьяне Михайловне:
