Удивила Москва Петербург и в шестидесятые годы, когда увлеклась небывальщиной для русского зрителя – комедиями Шекспира и Мольера. Сделать невозможное возможным – заставить московскую публику восхищаться «Проделками Скапена», «Доктором поневоле» и «Укрощением строптивой» – опять же помог очаровательный и неподражаемый Садовский.
Счастливая мать
На сцене Пров Михайлович мог предстать шутом, «тешить черта», как выражались суровые старообрядцы, но в его доме царил патриархальный старомосковский порядок. Повсюду висели иконы строгановского письма, и перед ними день и ночь горели лампады. Все женщины, от кухарки до жены хозяина, степенно ходили по комнатам в черных платьях и косынках старого фасона. Строго соблюдались праздники и посты, не допускалось употребление «басурманского зелья» – табака.
Садовский надолго запомнился москвичам благодаря еще и тому, что его сценическое искусство не только развлекало, но и нередко приносило благочестивые плоды. Когда он преображался в Любима Торцова, то зритель видел на сцене не играющего роль артиста, а живого человека – пьяницу с чуткой любящей душой. Об этом говорит исповедь Садовскому одного из московских купцов, который решил круто изменить свою жизнь после того как увидел комедию «Бедность не порок». Этот монолог дословно записал писатель Иван Горбунов:
– Верите, Пров Михайлыч, я плакал. Ей-богу, плакал! Как подумал я, что со всяким купцом это может случиться… Страсть! Много у нас по городу их, таких, ходит. Ну, подашь ему… А чтобы это жалеть… А вас я пожалел. Думаю: Господи, сам я этому привержен был. Но вдруг!.. Верьте Богу, страшно стало! Дом у меня теперь пустой, один в нем существую, как перст. И чудится мне, что я уж и на паперти стою, и руку протягиваю… Спасибо, голубчик! Многие, которые из наших, может, очувствуются. Я теперь, брат, ничего не пью – будет! Все выпил, что мне положено!.. Думаю так: богадельню открыть… Которые теперича старички – в Москве много их! – пущай греются…
О назначении искусства, в том числе сценического, умными и не очень умными людьми исписаны горы бумаги. Это и просвещение народа, и воспитание гуманизма, и приучение человека к самостоятельному мышлению, и… Короче, много всего написано. Но даже если искусство Садовского принесло пользу лишь в том, что посеяло зерно сострадания к ближнему в дюжине московских купцов, разве этого мало?..
По регламенту и по жизни
Одной из наиболее ярких примет московской жизни середины XIX века был будочник – низший полицейский чин, обязанный стоять на карауле возле своей будки, в которой жил с семьей. Их нарядили в серое солдатское сукно, и каждому для устрашения обывателей вручили по старинной алебарде, которую узнавали москвичи разве что по карточной колоде – ее держат в руках валеты. В ночное время будочники должны были окликать проезжающих и проходящих словами: «Кто идет?!» Мирные граждане отвечали: «Обыватель», военные: «Солдат». Будочники десятилетиями служили на одной и той же улицы и были чем-то вроде местной достопримечательности. Виновников беспорядков они связывали и доставляли в полицейский участок. Но к этим своим обязанностям стражи порядка прибегали не чаще нескольких раз в год. В остальное же время балагурили с местными жителями, выполняли для них мелкие работы или дремали в будке. В 1860-1870-х годах будочников заменили постовые городовые, стоявшие для наблюдения за порядком на полицейских постах, и хожалые городовые, посылавшиеся по разным поручениям. Сначала они продолжали жить в будках, но с 1880-х годов для них стали строить особые казармы, а будки уничтожили. Над обыкновенными городовыми стояли старшие городовые, носившие пальто серого офицерского цвета и узкие (в половину офицерских) серебряные погоны. Но вскоре последовало очередное нововведение – появились участковые приставы, а вместо старших городовых – околоточные, стоявшие во главе околотков, на которые был поделен каждый полицейский участок. Общая численность полицейской стражи, за исключением резерва, в 1880-х годах составляла сто девяносто пять околоточных надзирателей и тысяча триста пятьдесят городовых. Тогда же установили ночное очередное дежурство у ворот дворников – с бляхами на шапках и со свистками.
Издавна полиция не только обеспечивала общественный порядок, но и принимала участие во всех делах города. Она, по регламенту Петра I, «споспешествует в правах и правосудии, рождает добрые порядки, всем безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных, непорядочное и непотребное житие отгоняет и принуждает каждого к трудам и к честному промыслу… предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по улицам и в домах, запрещает излишество в домовых расходах и все явные прегрешения, призирает нищих, бедных, больных, увечных и прочих неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестранных, по заповедям Божиим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках. Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобства».
Городовой
Как хорошо выглядят гуманные фразы на бумаге! Бумага она все стерпит. Как, впрочем, и русский человек. Утрется рукавом после пьяной драки с городовым и поклонится ему в ноги. Подарит отрез на платье супруге пристава, чтобы не натравил на лавку санитарную комиссию. Отсчитает сотню рубликов благотворительному обществу, лишь бы не прикрыли петушиные бои в задней комнате трактира. Стоит ли обижаться? У полиции заработок худой, а забот полон рот и власти много. Тут не регламенты – неписаные законы вступают в силу. Но не о взятках речь…
Около половины чиновников в России второй половины ХК века – это полицейский аппарат. Возглавляли его в уездах исправники, в губернских городах – полицмейстеры, в обеих столицах – обер-полицмейстеры. Каждый из главнокомандующих московским благочинием чем-нибудь да знаменит.
Бродяга
Про Н.У. Арапова рассказывали, что как-то его шутя пожурил генерал-губернатор, что не заметил пролетевшего накануне по небу метеорита. На следующий день в «Ведомостях московской городской полиции» появилось сообщение:
«Его превосходительство обер-полицмейстер заметил, что чины полиции не донесли ему о пролете метеора по небосклону Москвы, вследствие чего предписывает экстренно, заблаговременно доносить ему о всех воздушных необычных явлениях, могущих произойти на небосклоне Москвы, дабы его превосходительство заблаговременно мог принять соответствующие меры».
