Император кивком одобрил красноречие моего отца и, обернувшись к Евгении, сказал:
– Господин Ворт прав. Наденьте это платье всего один раз, если оно вам так не нравится. Это новый материал, выработанный нашими отечественными производителями, и это было бы разумным поступком.
Таким образом, императрица Евгения согласилась носить платье из бежевой парчи, которое «выглядит как занавеска», и лионский шелк прочно вошел в обиход. Год спустя его носили даже на улицах.
Общепринятым дневным платьем 1860-х годов было шелковое, с длинной юбкой, которую дамы поддерживали при ходьбе. Эта мода просуществовала до выставки 1868 года. А затем было решено, что длинные платья на улицах нарушали санитарные требования, и вместо этого стали носить короткие юбки. По крайней мере, тогда их называли короткими! В это же время начали носить длинные платья из шелка, «полонезы», со складками в стиле Ватто
[34]. В 1872-м статистика показала, что, когда мой отец убедил Евгению носить платье «как занавеска», он увеличил число работавших в Лионе ткацких станков с 57 000 до 120 000.
Парижская мода, 1867. Фонд Александра Васильева
Другой пример, в котором Ворт одержал победу над «непрогрессивной» императрицей, относится к прическе. Он убедил мать состричь волосы спереди и завить их в маленькие кудряшки надо лбом. Как он только смог преодолеть ее страх показаться смешной, удивительно. Видимо, у него была особая сила убеждения. Но ему это удалось, и у мадам Ворт была такая прическа, когда она впервые услышала Аделину Патти
[35]. Мы были в дружеских отношениях с Патти, и она часто посылала нам приглашение в ложу на свои выступления. На следующее утро де Жирарден, журналист, в своей колонке комментировал это так: «Прошлым вечером симпатичная мадам Ворт появилась на концерте Патти с прической, которая сделала ее похожей на мадам Рекамье
[36] и вызвала огромное восхищение». Такая реклама вызвала настоящий переполох. Решительный отказ от простых лент для волос, принятых тогда, дошел до императрицы, и она спросила имя парикмахера, ответственного за это. Но когда Евгения узнала, что ее императорские волосы будут острижены ножницами, она вздрогнула и закричала: «О, но я никогда не соглашусь остричь свои волосы!» Тогда парикмахер соорудил маленькую искусственную челку, чтобы она могла носить ее под лентой. Однако позже, когда императрица привыкла и все остальные уже остригли свои волосы, она покорно согласилась на стрижку. Нет необходимости добавлять, что новая мода была к лицу императрице. Что за роскошный контраст представляли собой две эти женщины – моя мать и императрица Евгения! Тициановская императрица и темноголовая, симпатичная мама с ее тонким носом и приятным лицом! Классическая холодность Евгении и простота и очарование мадам Ворт! Фотографии не всегда верно передают ее шарм. Без улыбки пропадала добрая половина ее очарования, и поскольку она улыбалась весьма часто, мама всегда была обворожительной. Некий Виктор Жиро, большой друг принцессы Матильды
[37], написал портрет моей матери в том же году (1858-м или 1859-м), что и портрет графини ди Кастильоне
[38]. Эти два портрета были выставлены вместе, и красота матери-брюнетки и миловидность блондинки, прекрасной итальянки, в контрасте вызвали множество одобрительных комментариев. Нет нужды говорить, что для меня ни одна женщина, графиня или императрица, не была столь же прекрасна, как мама.
Костюм Прозерпины, изготовленный Ч. Ф. Вортом для императрицы Евгении в стиле барокко
Разумеется, отец часто видел императрицу Евгению, но мне довелось находиться в ее присутствии дважды. Первый раз я был еще пяти– или шестилетним ребенком. Королевская чета устраивала праздник в саду для всех детей, родившихся в один день с императорским принцем, которому они были крестными отцом и матерью. Столы были накрыты в саду Тюильри, и Ее Величество подавала детям еду. Поскольку сад был открыт и для других, кроме ее крестных детей, одному из молодых людей, работавших у моего отца, представился случай встретиться с императрицей. Он взял моего брата и меня на этот детский праздник. Этот смелый молодой человек, оказавшись на празднике, быстро подошел к императрице и сказал: «Ваше Величество, – и твердо продвинул нас вперед, – это сыновья господина Ворта». Она повернулась к нам и ласково заговорила. Я был очень смущен. Если бы мне вдруг улыбнулась Святая Дева, я не испытал бы большего трепета. В самом деле, если принять во внимание ее внешность, в ней была какая-то божественность. Когда Евгения внезапно улыбнулась мне, ее выражение было нежным и обворожительным, губы ярко-красного цвета оттеняли великолепные белые зубы, волосы были темно-красными с золотым отливом – впоследствии она сделала их светлее – и поддерживались мягкой лентой. Одета императрица была в длинное лиловое платье и шляпку из белого тюля.
Графиня Вирджиния ди Кастильоне, Париж, 1858. Фото Майера
Мой второй разговор с ней состоялся, когда мне было около тринадцати лет. Я сопровождал все того же веселого молодого человека в Сен-Клу с посланием к Ее Величеству. Мы жили в то время в Сюрене и отправились пешком в Сен-Клу, который находился примерно в часе ходьбы от нашего дома. Не имея даже представления о том, что нам предстоит встреча с императрицей, я отправился в эту увеселительную прогулку в прочной одежде, тяжелых школьных башмаках. Когда мы пришли, они так запылились, да и лицо было не слишком чистым. Без сомнения, если бы моя утонченная мама узнала, что я предстал перед императрицей в таком виде, она бы не смогла удержаться от слез.
