Документы церковного происхождения могут рассказать о том, когда ушел из жизни тот или иной дворянин (ясно из поминального синодика), да еще, пожалуй, что он пожертвовал Церкви (видно по так называемой «вкладной книге»). Иные известия отыскать там мудрено.
Наконец, документы государственные. Огромная проблема состоит в том, что большие пожары 1571, 1611 и особенно 1626 годов почти полностью уничтожили архивы центральных учреждений. То, что осталось от прекрасно налаженной системы делопроизводства, в лучшем случае, можно назвать ошметками. От середины XVII столетия и, разумеется, от более поздних времен дошли до наших дней миллионы документов. А вот XVI век ими воистину беден. Да что там беден — нищ, как Иов! Если представить себе в виде огромной, сложной, многоцветной мозаики всю сумму документов эпохи Ивана Грозного, то ныне от той мозаики ученые располагают одним фрагментом смальты из двадцати… А может быть, из ста. По землеописаниям и разного рода грамотам иногда можно отследить отрывочные сведения о том, какими поместьями владел тот или иной служилец государев. По бумагам Посольского приказа (как именовалось тогда дипломатическое ведомство) — участвовал ли он в какой-либо внешнеполитической деятельности.
Вот, собственно, и всё.
Существует лишь один источник XVI века, по-настоящему богатый персональной информацией о русских дворянах и аристократах. Это — разрядные книги.
Большая часть того, что известно о Малюте Скуратове, почерпнуто именно оттуда.
Разрядные книги весьма значительны по объему. Они представляют собой наиболее ценный источник по истории русского «благородного сословия» во времена Московского царства. Когда правительство затевало большое военное предприятие, то всех до одного воевод и голов
, отобранных для похода, регистрировали в «разрядном списке» или «разряде». Когда отправляли командный состав для какого-нибудь крепостного гарнизона, начальствующих лиц с неменьшей тщательностью переписывали в другой «разряд». Когда намечалось строительство большой крепости, ответственных лиц также записывали в особый «разряд». Когда на государевом дворе праздновали свадьбу кого-то из представителей правящего дома или высших аристократов, составлялся «свадебный разряд». И в нем бывала отражена роль каждого человека: этот держал «скляницу с вином», тот «сидел за прямым столом» на свадебном пиру, а вон тот —»за кривым столом»; эти были в дружках, а те «стелили постель»… Попасть в «разряд» означало для «служилого человека по отечеству» получить, как тогда говорили, «именную службу». А «именная служба» являлась свидетельством высокого статуса и самого назначенного, и всего рода, которому он принадлежал. Нет «именных служб» — выходит, род «захудал», потерял влияние при дворе. Плохо! Много «именных служб» — следовательно, семейство окружено почетом и отмечено благорасположением монарха.
Аристократы и рядовые дворяне внимательно следили за тем, кто из них какое место получил в разряде. И если считали, что люди менее родовитые или даже равные им по «высоте крови» получили превосходство, то непременно «били челом» великому государю «о местах». Иначе говоря, затевали местническую тяжбу.
К «месту», то есть к служебному статусу, русские люди того времени относились с необыкновенной чуткостью и не терпели ситуаций, грозивших им «порухой чести». Их можно понять: если кто-то соглашался уступить в местническом споре без борьбы, то его проклинал потом весь род до седьмого колена! Ведь его детям, внукам, правнукам, племянникам да просто седьмой воде на киселе могли через много десятилетий припомнить: был прецедент, когда ваш родственник не заявил своих прав? Был. Через него семейство ваше получило местническую «потерьку»? Получило. Так нечего жаловаться, что эта «потерька» снижает уровень вашей «местнической чести». Смиритесь! Тот молодец, которого вы, может быть, ни разу в жизни не видели, который умер, когда вы еще не родились, подложил вам свинью, и теперь ничего исправить невозможно… В подобных случаях дворянин, и тем более аристократ, предпочитал пойти в тюрьму, испытать на себе государеву опалу или даже постричься в монахи, лишь бы не становиться причиной «потерьки»… Иной раз местников «рассуживал» сам государь, но чаще для этого собиралась боярская «комиссия». Она требовала у тяжущихся сторон предъявить бумаги, свидетельствующие о служебном положении их семейств — вплоть до дальней родни, дедов, а то и прадедов. Приговор мог звучать совершенной бессмыслицей для современного человека: «Князь такой-то ниже князя такого-то двумя месты». И что? Для кого-то — успех, победа, для кого-то — горькое горе, трагедия. Такими вещами в XVI веке не шутили.
Так вот, все воинские, строительные, свадебные разряды, протоколы местнических тяжб, а заодно и приговоры боярских «комиссий» записывались в разрядные книги. Иной раз по разрядным книгам судьба знатного человека видна как на ладони.
И славно было бы пользоваться ими широко, обильно, реконструируя судьбу Малюты Скуратова. Но есть тут одна загвоздка.
Рядовой «служилец» и даже начальник невысокого ранга не имел ни малейшего шанса получить «именную службу». Рядовые служильцы не бывали в головах и тем более в воеводах. Не приглашали их поучаствовать в свадебных торжествах на государевом дворе. Не посылали заправлять крупным строительством. Для обычных, кратких разрядов их как будто и не было. Лишь подробные разряды, а их сохранилось немного, опускались до уровня «людей из свиты», а также тех, кто обеспечивал разведку, караульную службу, словом, до «ротных командиров «, или иначе «младших офицеров», если использовать современную терминологию.
Выходит, служебная карьера начинала отражаться в разрядных книгах лишь после того, как дворянин достигал определенного уровня.
Разрядные книги непременно «зацепят» человека, хоть раз ходившего в воеводах. С большой долей вероятности они «поймают» и дворянина, дослужившегося до уровня воинского головы. А уж те личности, коим удалось получить «думный» чин — то есть попасть в Боярскую думу в качестве боярина, окольничего, думного дворянина, — обязательно будут хотя бы раз-другой упомянуты в разрядах. Собственно, таких персон не минует и летопись или дипломатическая документация. Весьма возможно, несколько слов о них отыщется в трактате какого-нибудь иностранца. Скорее же всего, их имена прозвучат в разных источниках многое множество раз.
Так, столп царства, великий полководец, князь и боярин Иван Федорович Мстиславский постоянно на виду и в разрядных книгах, и в государственных и церковных летописях. Пишет о нем английский торговый агент Джером Горсей, называют его и другие иноземцы, оставившие записки о «Московии». То же самое можно сказать о вельможах из родов князей Бельских, князей Шуйских, князей Голицыных или, например, старинного боярского семейства Шереметевых. Тут на каждую личность приходятся десятки упоминаний: известна родня, скорее всего, известны время и обстоятельства свадьбы (свадеб), можно с высокой точностью определить время рождения, и, конечно, в подробностях видна служба.
Григорий Лукьянович Скуратов — тоже Бельский, да… не тот, не из князей, чей род восходит к литовскому правителю Гедимину. И даже не из князей Морткиных-Бельских, менее родовитых. Ни один из источников не содержит ни слова, ни полслова о его карьере прежде опричнины. До думных чинов ему было далеко, на воеводские посты он не ставился. Возможно, в каких-то незначительных походах его использовали как воинского голову (такое назначение могло затеряться в источниках), но и это — всего лишь возможно. Ведь столь же вероятно и другое: даже до вполне ординарного уровня армейского головы или какого-нибудь стрелецкого сотника Григорий Лукьянович недотянул.
