Вторую группу составляли «исполнители», среди которых Малюта был самым «ярким» деятелем, и просто лояльные прихлебатели, собутыльники, шуты.
Самые никчемные, самые ненужные из тех, кто входил во вторую группу, оказались «отбракованными». Их просто опустили до уровня служебных назначений, адекватных их происхождению. Никакого воеводства, никакого сидения на высоких административных должностях. Влиятельные временщики вернулись к положению рядовых служильцев.
С «исполнителями» было сложнее. Они могли еще пригодиться. Отмена опричнины явилась своего рода компромиссом с верхушкой военно-служилого класса. Но казни никуда не исчезли. На протяжении грозненского царствования еще не раз грянут устрашающие репрессии. Они всего лишь сократятся в масштабах: не будет второго Новгорода, не будет второго «расследования» по «делу Федорова», не будет и нового лета 1570 года, когда за день могли публично уложить 120 человек… Но «исполнители» еще понадобятся. Например, когда царю потребуется травить собаками новгородского владыку Леонида, предварительно нарядив его в медвежью шкуру. Или когда придет черед «ликвидировать» знаменитого полководца и очень богатого вельможу князя М. И. Воротынского… Положительно, «исполнители» еще окажутся нужны. Вот только не в таких количествах и не столь часто, как раньше.
Перспективы Григория Лукьяновича после опричнины выглядят смутно. Оставил бы его царь при себе «на всякий случай»? Возможно. Но мог и не оставить: компромиссу, установившемуся в русском обществе после опричнины, не добавлял прочности тот факт, что рядом с монаршей особой присутствовала столь одиозная фигура — безродный палач, смертно ненавидимый тьмочисленной родней своих жертв. Почему бы не пожертвовать пешкой, отыгравшей свое? В конце концов, хорошего «исполнителя» на будущее можно выбрать и среди менее запятнанных кровью людишек…
А выбирать придется. И причина для этого — весьма серьезная.
Пока существовали две служилые иерархии — земская и опричная — карьера в них проходила по разным «правилам игры». В верхнем эшелоне земщины сохранялось традиционное для середины XVI века абсолютное преобладание «княжат» и старых боярских родов. А в опричнине царь мог «подтянуть» на самый верх людей никоим образом не родовитых. «Подтянуть» до определенного предела: в опричнине были свои местнические тяжбы, и царь Иван Васильевич хоть и мог порой обидеть более знатных людей, продвигая весьма худородного служильца, но отменить местнические счеты совсем, как систему, не имел возможности. Даже не пытался.
Так вот, осенью 1572 года одна из двух иерархий пропала. Свернулась с громким хлопком. Следовательно, те, кто служил в этой новой, ныне пропавшей иерархии, должны были войти в старую, земскую иерархию. Теперь в отношении всех этих людей начали работать доопричные традиции и доопричные «правила игры». А значит, «вытянуть» всех опричников на прежний уровень служебных назначений оказалось просто невозможно. Для князя Ф. М. Трубецкого это обстоятельство ничего не значило, он возвышался над подавляющим большинством служилых аристократов России — что с опричниной, что без опричнины… Для князя Дмитрия Ивановича Хворостинина, лучшего опричного полководца, начинались серьезные сложности и упорная местническая борьба. Но и он по роду своему и по боевым заслугам мог претендовать на многое. Для худородных выдвиженцев новая ситуация означала приговор: им предстояло просто рассеяться в нижней части служилой пирамиды…
Лишь в отношении некоторых из них царь, очевидно, изъявил готовность жаловать паче знатности. Иными словами, создавать условия, при которых эта немногочисленная группа могла частично оставаться «у великих дел». В Думе. При дипломатическом ведомстве. В приказах и иных административных учреждениях.
С отменой опричнины для Григория Лукьяновича, как и прочих худородных выдвиженцев, резко сократились возможности продолжать карьеру на уровне прежних высоких чинов. Особенно в армии, где «правильность» назначений в соответствии с «породой» и «отечеством» отслеживалась четко. Таким образом, падение Малюты по служебным назначениям должно было произойти с полнейшей неизбежностью…
Но, стоит повторить, небольшой группе самых нужных государь мог предоставить особую возможность отличиться: тогда возникал шанс распространить на них благоволение, уже никак не связанное со статусом этих людей в опричнине. Свой «двор» у царя сохранялся до самой его кончины, и там, в составе «дворовых людей», отыскались бы высокие ответственные посты для подобных «парвеню». Они уже не могли бы стать ключевыми фигурами воеводского корпуса — исчезла опричная армия. Они уже не могли бы стать наместниками в крупных городах — исчезли города и крепости опричные. А по «отечеству» неродовитые опричники не смели тягаться при назначении на воеводство и наместничество с родовитыми «княжатами». Но придворная служба, дипломатия и выполнение разного рода личных поручений царя еще могли удержать на изрядной высоте кое-кого из прежних опричных «выскочек». Итак, требовалось показать новые, явные заслуги перед монархом и землей. Вот только отличия эти должны были иметь действительный вес в глазах всей служилой аристократии…
И монарх провел самых нужных через испытание кровью. Через смертельный риск. Так, чтобы уцелевшие получили «второй шанс» честно.
На примере последних месяцев в жизни Григория Лукьяновича эта необычная ситуация прослеживается со всей ясностью.
Осенью 1572 года русская армия сосредоточивалась для большого похода на ливонском фронте. Планировалось масштабное наступление. Армию возглавил сам государь, не появлявшийся на западном театре военных действий со времен «Полоцкого взятия» 1563 года. Требовалось переломить ситуацию вялотекущих боевых действий, когда ни одна из сторон не могла добиться решительной победы.
Иван Васильевич искал военного успеха не только по причинам стратегическим или тактическим. Вероятно, царь стремился также восстановить собственный авторитет удачливого военачальника. Великая победа над татарами на Молодях была одержана несколько месяцев назад без его участия. Монарх пережидал нашествие крымцев в Новгороде Великом. Это могло не лучшим образом сказаться на его репутации. Следовало обновить лавры отважного полководца…
3 декабря 1572 года русской полевой армии назначен был срок для общего сбора «на Яме» для похода «на свийские немцы». Для новой кампании наше командование сконцентрировало немалые людские ресурсы: войско ливонского короля Магнуса, отряд наемников Юрия Францбека, отряды служилых татар, шесть русских полков, государев двор и мощную осадную артиллерию. Это огромная сила, какой давно не собирало Московское государство.
Среди прочих служилых людей отправился в зимний поход и Григорий Лукьянович. Как показывает разрядная запись, он был понижен до уровня прежних своих назначений. Теперь Малюта не воевода, а всего лишь «ездит за государем» вместе с Василием Грязным
[190]. Это очень неопределенная должность: не воевода, не голова, не рында, а нечто вроде почетного сопровождения. Либо за этой неопределенностью должен был последовать новый взлет, либо… завершение фавора.
