Однако в личной переписке ближайших соратников Миллера — генералов Абрамова и Стогова высказываются весьма серьезные опасения в целесообразности подобного распоряжения председателя РОВС. Ведь за вновь сформированным «Союзом добровольцев» никаких славных дел не было, а запрет на членство в нем непременно породит интерес у чинов РОВС. Миллер узнал об этом и в письме Абрамову от 25 мая подробно описывал ход событий вокруг «Союза добровольцев» и генерала Деникина, доказывая правомерность и необходимость своего приказа.
* * *
Заявление Неводовского произвело эффект разорвавшейся бомбы. Несколько месяцев весь русский Париж только и делал, что обсуждал Шатилова с его погонами и орденами. В полемику были втянуты все, взаимные оскорбления, подаваемые под видом сарказма, стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся. В результате умудрились переругаться между собой даже члены «Общества первопоходников», последовали вызовы на дуэль, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Масло в огонь подлил председатель Союза кавалеров ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия генерал от кавалерии фон Кауфман-Туркестанский, который привел 25-ю статью статута как бесспорное доказательство: «Удостоенный Думою к получению ордена Святого Георгия 3-й степени награждается оным не иначе, как с Высочайшего утверждения».
Однако с этим не все было так просто, как хотелось бы недоброжелателям Шатилова. Генерал был представлен к ордену за отличие в боях у Битлиса. В тот момент государя императора уже не было, равно как и не было какой-либо верховной власти в стране. Поэтому совершенно естественно, что орден не был утвержден. Однако из этого вовсе не следовало, что Шатилов сам подделал представление к награждению.
Не остались в стороне от очередного громкого скандала в эмиграции и советские газеты. В одном из своих фельетонов Ильф и Петров писали: «Идейные позиции подняты на неслыханную принципиальную высоту. Кипит борьба, печатаются сенсационные разоблачения. И потрясенные белые шоферы в волнении давят на парижских улицах ни в чем не повинных французских рантье.
А спор вот из-за чего.
„Последние новости“ заявили, что генерал Шатилов никакой не генерал, а полковник и генеральский чин возложил на себя сам, без посторонней помощи.
„Возрождение“ заволновалось. Это что же такое? Большевистская самокритика?
Нет, генерал! И не сам на себя возложил, а на него возложили. И есть документы и свидетели. Но документов „Возрождение“ почему-то не предъявило и свидетелей не показало.
В дело впутался Деникин: „Милостивый государь, господин редактор. Позвольте через посредство вашей уважаемой газеты…“
Одним словом, конечно, не генерал. Вылитый полковник.
Но „Возрождение“ притащило какого-то своего бородача. Он весь был в лампасах, эполетах и ломбардных квитанциях на заложенные ордена. Глаза его светились голодным блеском. „Милостивый государь, господин редактор. Позвольте через посредство вашей уважаемой газеты…“
Лампасы утверждали, что своими глазами видели, как Шатилова производили в генералы. И они клялись, что это было волнующее зрелище. Даже солдатики, эти серые герои, якобы плакали и якобы говорили, что за таким генералом пойдут куда угодно, хоть в огонь, хоть в воду, хоть в медные музыкантские трубы.
Драка на кухне разгоралась.
— Не генерал, а полковник!
— Нет, не полковник, а генерал!
— Не только не генерал, но и георгиевский крест сам на себя возложил.
— Ничего подобного! Генерал — и с крестом!
— Нет! Без креста — и полковник!
— Сам полковник!
— От полковника слышу!
Приводили статуты, постановления георгиевской думы, приносили какие-то справки от воинских начальников, дышали гневом и божились. И об одном только забыли. Никаких статутов нет, и о георгиевской думе никто на свете не помнит, и чертовых воинских начальников не существует, и все вместе с клоунскими лампасами и эполетами — давно забытая и никому не нужная труха, дичь, многолетний сон.
Как ни различны идеалы борющихся сторон (Полковник! Нет, генерал!), тон у них совершенно одинаковый — жалобный и болезненно обидчивый. Ничто им на земле не мило, все им не нравится».
Миллер с грустью наблюдал за всеми этими событиями. Разумеется, как председатель Русского общевоинского союза, был обязан встать на защиту Шатилова. Это Евгений Карлович сделал. Но все чаще стал задумываться вечерами: что же происходит в РОВСе? Что значат все эти шушуканья и перешептыванья про ближайшего помощника Врангеля, который вынужден бездействовать? Что это за «Внутренняя линия»? Ясно, что это очередное тяжелое наследие кутеповских авантюр. Но как ее контролировать, если о ней толком ничего не известно? (Спустя несколько лет будет активно распространяться миф, что Е.К. Миллер в начале 30-х годов ничего не знал о «Внутренней линии». Это неправда. Документы свидетельствуют об обратном. В то время Шатилов пытался наладить взаимодействие с контрразведкой РОВС. В этой связи он писал генералу Абрамову: «Я — сторонник централизации и полагал бы нужным усилить Глобачева такими работниками, как Закржевский. Нет ли препятствий с твоей стороны?» Другой вопрос, что Евгений Карлович считал, что работа отдела Глобачева должна стоять совершенно вне Русского общевоинского союза. В одном из писем он подчеркивал: «Лица, связанные с РОВС, не должны иметь никакого отношения и знать даже ничего не должны о конспиративной работе. Наша организация является совершенно открытой, законно зарегистрированной, все старшие ее чины известны местным властям. Естественно, самая мелкая наша конспиративная работа могла быть уловлена большевиками, они используют это для обвинений нашей организации в таких действиях, которые послужат поводом для репрессий».)
* * *
Евгений Карлович все больше склонялся к тому, чтобы подать в отставку, ибо разобраться в ситуации он не мог. Для большинства чинов Русского общевоинского союза он так и оставался чужим среди своих и мог опираться только на адмирала Кедрова и генерала Эрдели. Многие или явно поддерживали Шатилова, или в душе мечтали, чтобы Миллер освободил место председателя для ближайшего соратника барона Врангеля. (Интересно, что по результатам анкетирования, проведенного среди старших начальников РОВС с целью выявить достойного заместителя и преемника Миллера, Шатилов занял лишь четвертое место, уступив, и намного, Абрамову, Драгомирову и Кедрову.)
По крайней мере, нужно было отдохнуть от этого сумасшедшего дома, как и советовал ему знаменитый профессор Алексинский. Миллер еще долго колебался, но в результате принял решение: он устал и на несколько месяцев просит освободить его от обязанностей председателя Русского общевоинского союза. На время своего лечения от переутомления возлагает исполнение обязанностей на своего первого заместителя — генерала Абрамова. В письме ему он отмечал: «О легенде моего „сваления“ (устранения. — А.Г.) я впервые услышал месяца полтора назад, но как Вы знаете, мысль о моем уходе, за несоответствием требованиям данного времени и данной обстановки, меня заботит уже года два. Прошлогодняя же болезнь не прошла для меня незаметно и бесследно.
