— Как относился генерал Миллер к Франции?
— Он любил Францию как вторую родину. В 1934 году он хотел уйти на покой с поста председателя РОВСа, но генералы убедили его остаться.
— После похищения генерала Кутепова Плевицкая ежедневно посещала мадам Кутепову и была в курсе расследования этого дела. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Да, она не покидала мадам Кутепову.
— Бывала она одна у мадам Кутеповой?
— Нет, не одна. Бывали и другие дамы. А Плевицкую я заставал там каждый раз, когда приходил к генеральше».
Антона Ивановича Деникина вызвали в суд для свидетельских показаний. Его допрос был подробно описан 10 декабря 1938 года в парижской газете «Последние новости», выходившей под редакцией профессора Милюкова: «Появление генерала Деникина вызывает сенсацию. С любопытством поднимаются головы, чтобы разглядеть бывшего Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. Генерал медленной поступью проходит через зал и занимает свидетельское место. Свое показание он дает по-русски, через переводчика, короткими и точными фразами. Достоинство, с которым он держится, прямота и ясность ответов производят большое впечатление на суд. На обычный вопрос о том, состоит ли свидетель в родстве или свойстве с обвиняемой, генерал отвечает: „Бог спас!“
— Знали ли вы Скоблина?
— Знал его по Добровольческой армии, которой я командовал.
— Знали ли вы его в Париже?
— Изредка встречался с ним на собраниях воинских организаций.
— Знали ли вы Плевицкую?
— Нет. Даже не бывал на ее концертах. Незадолго до похищения генерала Миллера Скоблин познакомил меня с нею на банкете корниловцев.
— Был ли у вас с визитом Скоблин 22 сентября?
— Скоблин, полковник Трошин и капитан Григуль приезжали благодарить меня за участие в банкете корниловцев. В это время генерал Миллер был уже похищен.
— Не предлагал ли вам Скоблин съездить в его автомобиле в Брюссель на праздник корниловцев?
— Он предлагал поездку автомобилем два раза и раньше. А это было его третье предложение.
— Почему вы отказались?
— Я всегда, вернее, с 1927 года подозревал его в большевизанстве.
— Вы опасались его или ее?
— Не доверял обоим.
— Вы убеждены, что Скоблин был советским агентом, но доказательств не имеете?
— Да.
— Знаете ли точно, что Плевицкая была сообщницей в похищении генерала Миллера?
— Нет.
— Думаете ли, что она знала заранее о преступлении?
— Убежден».
Допрос Беседовского:
«— Знали ли вы Плевицкую?
— В полпредстве о Плевицкой я ничего не знал. В полпредстве аппаратом ГПУ на Францию ведал чекист Янович, официально занимавший должность архивариуса. От него я случайно узнал, что деятельность белых организаций освещается изнутри. Главный осведомитель — близкий к Кутепову человек. Его фамилию Янович не назвал. Сказал только, что это генерал, женатый на певице. Тогда я не знал ни генералов, ни певиц.
— Куда девался Янович?
— В 1937 году расстрелян Ежовым.
— Вы бежали, спасая жизнь свою, жены и детей. Когда вы ринулись к выходу, то на вас навели револьверы?
— Ну, это в порядке вещей.
— Но ведь это происходило в Париже!
— Вы знаете, что полпредство пользуется правами экстерриториальности. На рю де Гренель имеются подземные ходы и глубокие погреба. Я их сам осматривал.
— Но не доходили до конца?
— О нет, что вы!»
Показания полковника Воробьева:
«— По Вашим словам, Плевицкая плохо обращалась с Вами и другими членами семьи. Но со своим мужем она была другой?
— Она держала его под каблуком, как я уже сказал Вам. Он подчинялся ей во всем.
— Как Вам кажется, она его любила?
— Она любила только себя.
— Что думала об этом Ваша жена?
— Тамара удивлялась, что ее брат женился на этой певице, и что он все-таки смог стать генералом. Жена часто называла его дураком. Считала его не слишком умным человеком.
Мы жили долгие месяцы в Озуар-ля-Феррье. У меня сохранились самые плохие воспоминания. Плевицкая держала своего мужа под каблуком, с нами же обращалась как со слугами. У них был сад, собаки и кошки. В доме не было денег, питались одними кашами. Скоблины часто уезжали на машине на два-три дня в Париж. Они останавливались в гостинице на улице Виктора Гюго. Плевицкая, казалось, жила на широкую ногу, хотя в последнее время концерты не приносили ей ничего, но дома было нечего есть. Николай говорил, что надо экономить, но у меня не было впечатления, что он стеснен в средствах.
Однажды у нас вышла ссора, и мы уехали в Париж. Это было, кажется, в июне 1937. Я нашел работу: ночным сторожем и пожарником на стоянке у порт де Терн. Все вчетвером мы поселились в гостиничном номере Иль де ля Жатт. Но нам было лучше там. И мы перестали ездить к Плевицкой».
Показания Феодосия Скоблина:
«Когда мой брат купил дом в Озуаре, я поначалу жил у него. Я был слугой своей невестки. Около сентября 1934 я переехал из Озуара в Париж. У меня произошла семейная ссора с Плевицкой. Своего брата я видел лишь изредка».
Показания Сергея Скоблина:
«Николай мечтал видеть всю свою семью, всех своих родных рядом с собой, но его жена все время пыталась рассорить нас».
Показания Савина:
«— Почему бежал Скоблин?
— Скоблин не бежал, а „его бежали“. Я не верю в бегство Скоблина. До моего отъезда в Испанию генерал Миллер и генерал Скоблин продолжали сотрудничать в секретной работе. Мне показали записку генерала Миллера. Я не узнаю его подписи. У меня есть много писем Евгения Карловича. Миллер не мог оставить такой записки».
Савин стал фактически последним допрошенным свидетелем. Надобности в новых показаниях судьи уже не испытывали. Все было понятно. Сохранилось безупречное свидетельство известного литератора русского зарубежья Нины Берберовой, которой удалось весьма точно описать атмосферу в стенах суда: «Плевицкая одета монашкой, она подпирает щеку кулаком и объясняет переводчику, что «охти мне, трудненько нонче да заприпомнить, что-то говорили об этом деле, только где уж мне, бабе, было понять-то их, образованных грамотеев».
На самом деле она вполне сносно говорит по-французски, но играет роль. А где же сам Скоблин? Говорят, он давно расстрелян в России. И от этого ужас и скука, как два камня, ложатся на меня.
В перерыве бегу вниз, в кафе. Репортер коммунистической газеты уверяет двух молодых адвокаток, что генерала Миллера вообще никто не похищал, что он просто сбежал от старой жены с молодой любовницей. Старый русский журналист повторяет в десятый раз: «Во что она превратилась, Боже мой! Я помню ее в кокошнике, в сарафане, с бусами. Чаровница!.. «Как полосыньку я жала, золоты снопы вязала…»
