Правда, истинная правда. Приняв в себя ключ, она получила некоторые из отцовских воспоминаний и обнаружила, что всегда знает, где он находится. Даже сейчас ей стоило только подумать о нем, и она тут же знала, где он.
Так она узнала, что Крон заточил его.
Она вернулась на Олимп, куда поклялась больше не ступать. Без чувства вины, да, из-за всего, чем пожертвовал для нее отец. Но также и без особой любви, потому что из его памяти она узнала, что он понятия не имел о ее существовании, пока Фемида не раскрыла правды. После этого он хотел стать частью ее жизни, но не знал, как сделать это так, чтобы не злить обманутую ним жену или не унизить любовницу, которая уже пострадала из-за ошибки их совместной ночи страсти.
Когда на нее напал Айас, Тартар хотел вырезать себе сердце за то, что его не было рядом в нужную минуту. А когда она оказалась в тюрьме, он вел себя покровительственно, снабжая ее дополнительными одеялами и едой, пока ей не вынесли приговор. Тогда ему пришлось выбирать между ее жизнью и своей собственной.
Отстраняясь от воспоминаний, она сфокусировалась на Люциене. Его лицо по-прежнему ничего не выражало – как же она ненавидела эту его манеру. Какие мысли роились в его голове?
Уильям снова хлопнул в ладоши, будто бы довольный хорошо сделанной работенкой.
«Тебе нужен проводник? Ты его получишь. После это вернешь мне книгу»
Она кивнула, однако, не гордясь собой, как должна была бы.
«Тогда вы двое за мной. Давайте собираться. Я жажду начать, чтобы закончить со всем этим» Посвистывая, Уильям вышел из комнаты.
Обманное спокойствие, которое хорошо знала Анья. Нервничая, она легко ударила Люциена по плечу.
«Хочешь что-нибудь мне сказать?»
Блеск беспомощности показался в его несоответствующих глазах.
«Неважно сколь долго и тщательно я буду искать, мне не удастся забрать у тебя ключ, не причиняя вреда, правда?»
Она сглотнула.
«Да»
«А завладей ним Крон, ты никогда не сможешь спрятаться от него»
«Правильно» подтвердила она, смотря себе под ноги. Проклятье, этому надо положить конец! Она уставилась на Люциена сквозь густую завесу ресниц. Неуверенность охватила ее, пока она приближалась к нему. «Это что-то меняет между нами? Заставляет тебя сдаться?»
Его руки, что доставили ей такое наслаждение прошлой ночью, сомкнулись на ее подбородке и приподняли его вверх.
«Пойми: я здесь, я твой. Я не сдаюсь»
Ох уж этот мужчина…
Их губы нежно встретились, мягко, так мягко, просто поглаживание, но ей этого было мало. Возможно, она никогда не удовольствуется чем-то меньшим, чем все, что этот воин может предложить.
«Сильнее» приказала она.
Языки столкнулись, переплетаясь, танцуя, пока они упивались друг другом. Теперь он знал наверняка, что не сможет использовать ключ для сделки с Кроном, но по-прежнему хотел ее. Он не мог сломать ее проклятия, но по-прежнему хотел ее. Она была переполнена радостью и облегчением, и еще немного подалась его чарам. Он – мой.
Если другая женщина когда-либо вздумает забрать его у нее, Анья, хорошо зная себя, была уверена, что убьет стерву. Хладнокровно. Болезненно. Теперь она не могла представить своей жизни без него. Уже подумывала, что и не жила до момента, когда увидела его впервые. Да, он мой. Ее рука запуталась в его шелковистых волосах, и она потерлась о его восставшую плоть. Мой.
Пока зарождалась эта мысль, раздался громоподобный смех.
Все внутренности Аньи внезапно сжались. Нервная система пришла в готовность, а сердце беспорядочно заколотилось. Пот увлажнил ладони. Она не оторвалась от Люциена, но прервала поцелуй и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Нет. Не сейчас.
Он обмер. Его глаза сузились, и она заметила гневный блеск, как тогда в Греции. Она еще никогда не видела никого в такой ярости. Он выглядел так, будто преспокойно мог убить всех вокруг. Кроме нее. Руки мужчины по-прежнему нежно обвивали ее талию.
«Крон» напряженно произнес он. Никого, только этот ужасный голос.
Она кивнула.
«Чего ты желаешь, о Великий?»
Бог рассмеялся опять.
«Прямо сейчас я позволю тебе узнать, что нашел наилучший способ поставить тебя на колени, Анархия»
Дрожь охватила Люциена.
«Мой царь, она…»
«Молчи, Смерть. Ты снова не справился со своей работой, а мне надоело ждать. Убей ее. Здесь сию минуту»
Взор Люциена вернулся к Анье. Его мышцы напоминали камень. Он прекратил излучать жар страсти, место которого занимала ледяная решимость.
Она не хотела умирать, но также не желала, чтобы Люциен был наказан из-за нее. Если б она просто держалась от него подальше, ничего этого бы не произошло. Да уж, ничего. Ни поцелуев, ни прикасаний, ни…любви?
Нет, она не могла любить его. Любовь уничтожит ее, наверняка лишит свободы так, словно она опять окажется под замком.
Просто отдай Крону ключ.
Я не могу. Она утратит все. Свою независимость, свои силы, свои воспоминания. Она может даже позабыть собственное проклятье, переспать с кем-нибудь и нечаянно привязать себя к тому мужчине навечно. Боги, что же ей делать?
«Я не могу причинить ей вред» гордо вздернув подбородок, сказал Люциен. Однако в голосе его звучала мука.
«Я так не думаю. Мне трудно поверить, что Олимпийцы когда-то доверяли тебе свою защиту» напряженная пауза. «Слушай меня. Ты будешь слабнуть с каждым уходящим днем, если у меня не будет этого ключа»
«Что?» выдохнула Анья.
«Сначала, я полагал, что любовь к друзьям заставит его действовать. Теперь-то я знаю. Все время это тебя, Анья, надо было подтолкнуть»
Анья подыскивала подходящий ответ, чувствуя, как ужас леденит кровь.
«Крон…»
«Я видел, какой ты становишься с ним. Он не просто игрушка, как ты притворялась, но тот, кто действительно имеет для тебя значение. А теперь тебе придется выбирать, кто тебе дороже – он или ключ?» Крон рассмеялся, словно победа уже была в его руках. «Слышишь ли ты как тикают часики? Я слышу»
А потом повисла тишина.
Крон ушел, она знала это, потому что исчезла сопровождающая его визиты пульсация силы. Она задыхалась не в силах втянуть достаточно воздуха в легкие. Утратить Люциена? Нет!
«Не говори ни слова» прорычал Люциен. Он отказывался смотреть на нее. «Сейчас как никогда важно отыскать эти артефакты. Они источник его силы, и мы можем использовать их. Соберем необходимое – и в путь»
«Но…»
Он зашагал прочь, оставив ее одну в кабинете.
О, боги. Что, черт побери, она будет делать?
