Когда Людовик посещал больных в Руаймоне, то приказывал ухаживать за ними своим собственным лекарям и доставал им лекарства. Там был один монах по имени брат Лежер, пораженный проказой и поэтому живший отдельно от всех; он ослеп, болезнь разъела ему нос и губы, и вид его вызывал отвращение. Однажды в воскресенье, в праздник святого Ремигия, король прибыл в Руаймон в сопровождении графа Фландрского и многих других дворян и, когда месса была отслужена, отправился посетить прокаженного в его домишке. Аббату пришлось пойти вместе с ним. Они нашли больного, который ел кусок свинины. Король поприветствовал его и стал перед ним на колени, а затем начал, стоя на коленях, резать перед ним мясо ножом, который он нашел на столе больного. И нарезав мясо на куски, он клал их в рот больного, который принимал их из рук благословенного короля и ел. И под конец, когда святой король стоял так на коленях перед прокаженным, а названный аббат также стоял на коленях из уважения к святому королю, хоть и был сильно напуган, благословенный король спросил прокаженного, хотел бы он поесть курицу или куропатку, и тот ответил согласием. Тогда святой король приказал позвать одного из монахов, надзиравшего за больным, и приказал ему привезти кур и куропаток со своей кухни, довольно далеко находившейся от этого места. И покуда монах ездил на указанную кухню за двумя курами и тремя куропатками, король все так и стоял на коленях перед больным, равно как и аббат. Когда монах привез еду, святой король спросил прокаженного, что он желает есть – кур или куропаток, и тот ответил, что куропаток. И благословенный король спросил его, посолить ли еду. Затем он оторвал крылья куропатки и посолил их и положил в рот больного. Но губы больного растрескались, как мы упоминали, и стали кровоточить из-за соли, проникавшей в раны, и кровь потекла по его подбородку. Поэтому больной сказал, что соль причиняет ему боль. Благочестивый король взял тогда и убрал кусочки соли, чтобы они не забивались в раны больного. И потом благочестивый король приободрил больного и сказал ему, чтобы он переносил с великим терпением эту болезнь, ибо для него она является чистилищем в этом мире. Король часто приезжал навещать прокаженного, предлагая при случае ему пищу и извиняясь за свою неловкость, когда слишком пересаливал блюда. Проказа тогда была, пожалуй, самой страшной болезнью; так что эти акты милосердия поражали воображение современников; впоследствии эту сцену изобразили на стенах Сен-Шапели и в монастыре францисканцев в Лурсине, равно как и на одном из витражей в Сен-Дени.
И еще Сен-Патю поведал нам, как король поцеловал прокаженного: «Однажды в святую пятницу король находился в замке Компьень; он обошел как паломник, босой, церкви этого замка, идя как обычно, а его сержанты следовали за ними с деньгами в руках, кои они передавали королю, чтобы он подавал бедным. И благословенный король сам брал эти денье и раздавал беднякам – одним больше, другим меньше, судя по тому, насколько они, на его взгляд, нуждались. И когда благословенный король шел таким образом по улице, один прокаженный, который едва мог говорить, стоя другой стороне дороги, громко зазвонил в свой колокольчик. И заметив этого прокаженного, король перешел на его сторону и поставил ногу в грязную и холодную воду, что была посреди улицы, ибо иначе он не мог перейти ее, и подошел к упомянутому прокаженному, подал ему милостыню и поцеловал ему руку. И среди тех, кто был рядом с королем, началась давка, и многие осеняли себя крестом и говорили друг другу: "Посмотрите, король поцеловал руку прокаженному"».
Порывы милосердия, свойственные Людовику Святому, хотя и не всегда отличались «героизмом», все же были замечательны. «Однажды король шел по городу Шатонеф-сюр-Луар, – рассказывает Гийом де Сен-Патю, – и у входа в замок бедная старушка, стоявшая у дверей своей лачуги с куском хлеба в руке, сказала "благочестивому королю следующие слова: "Добрый король, этот хлеб, что из твоей милостыни, поддержал моего мужа, который лежит больной". И тогда король взял хлеб в руку и сказал: "Это очень черствый хлеб", а узнав, что больной находился в лачуге, он пошел посетить его».
Людовик всегда был очень щедр, но знал чувство меры и старался, чтобы каждый получил от него то, в чем действительно нуждался. Так же он вел себя с сеньорами – рассудительно, но без расточительства. Подобная осмотрительность сильно отличалась от поведения английского короля, который раздаривал свои средства на праздники как милостыню.
По словам Жуанвиля, везде, куда приезжал король, существовал обычай, что 120 бедняков принимались в его доме и получали хлеб, вино, мясо и рыбу каждый день. Во время Великого поста или Рождественского поста количество принимаемых в доме бедняков возрастало. «И много раз случалось, что король сам прислуживал им, и ставил пищу перед ними, и нарезал мясо им, и давал им денье из собственных рук, когда они уходили». Накануне торжественных праздников, прежде чем самому поесть или выпить, он прислуживал этим беднякам сам. Кроме того, каждый день подле него обедали и ужинали старики и калеки, и он приказывал давать им яства, которые ел сам. Гийом де Сен-Патю добавляет, что ради умерщвления плоти король доедал за грязными нищими. В святой четверг, а часто и в святую пятницу в течение года, чтобы подражать Господу, он омывал ноги тринадцати беднякам и настаивал, чтобы старший сын следовал его примеру. Он дал Жуанвилю совет поступать так же из любви к Христу.
Каждый год король отправлялся в три-четыре места, слывших самыми бедными в его домене, вроде Пюизье-ан-Гатине, чтобы творить там большую милостыню и раздавать продукты, которых беднякам хватало на многие месяцы. Он явил большую щедрость в провинциях Берри и Гатине, куда не мог часто приезжать. В голодный год он направил в Нормандию значительные суммы своим служащим, приказав, чтобы их распределили между голодавшими. Он не забывал «застенчивых» бедняков – нищих студентов, вдов дворян, погибших в крестовом походе, брошенных детей, девушек на выданье, не имевших приданого. Некоторым король предлагал вступить в аббатство Понтуаз или какое-нибудь другое; если они отказывались, Людовик выдавал им 20, 50 или 100 ливров приданого. Кроме того, добавляет Жуанвиль, каждый день король подавал милостыню бедным дворянам, беременным женщинам, обедневшим ремесленникам, которые по причине старости или болезни не могли заниматься своей профессией.
Не в меньшей степени король заботился о больных и калеках. Он велел построить богадельни в Париже, Понтуазе, Компьене и Верноне и дал им большие ренты. Там он посещал больных. Гийом де Сен-Патю привел еще несколько поучительных эпизодов. Людовик Святой находился в Компьене, когда в новой богадельне умер первый больной; он пожелал лично похоронить его и вместе со своим зятем Тибо, королем Наваррским, вынес тело покойного на шелковой ткани. Затем король и его сын Филипп внесли второго больного в лекарню и уложили его на постель. Когда скончался еще один пациент, король пришел, чтобы поприсутствовать на заупокойной мессе со своими сыновьями Людовиком и Филиппом, затем тело торжественно было перенесено на кладбище, «дабы те, кто увидят, как его несут по городу, сотворили молитвы за душу усопшего, немало возвышающегося таким образом». В богадельне Вернона он собственноручно готовил обеды для больных и велел доставлять им мясо, приготовленное его поварами. Однажды некий капризный больной заявил, что не будет есть, пока его не обслужит сам король – и Людовик стал кормить его из собственных рук. В Компьене он кормил больного с отвратительными струпьями на лице. Точно так же король посещал богадельни в Париже, Реймсе и Орлеане.
