Книга Ореховый Будда, страница 22. Автор книги Борис Акунин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ореховый Будда»

Cтраница 22

В Праздник Урожая открывают Дайкоку. Это бог плодородия, помощник крестьян, которые питаются плодами земли. Их меньше, чем рыбаков, потому и бог не столь велик – пожалуй, ростом с тебя.

Еще меньше дворян. Они чтут Тамонтэна, бога воинов, и собираются на поклонение ему в Праздник Меча. Тамонтэн и сам ростом с длинный меч.

Мастера разных художеств, сочинители стихов и искусницы плотской любви приходят в Праздник Красоты, когда показывают богиню Бэнтэн, в руках у которой гусли. Она тебе по пояс.

Шестой бог Дзюродзин дает долголетие и добросклонен к старикам. До преклонных лет, как ты знаешь, доживают немногие, поэтому в Праздник Стариков посмотреть на Дзюродзина собирается мало людей. Они кланяются своему печальному богу размером с локоть и просят у него красивого, безветренного заката.

К седьмому же богу, совсем маленькому, с ладонь, в его праздник является и вовсе горстка почитателей, ибо Фукурокудзю помогает обрести мудрость, а к ней стремятся единицы.

Но и бог Фукурокудзю – не более чем скорлупа для Будды, который выше мудрости и незрим для глаз. Потому Орехового Будду, заключенного под последним покровом, не являют людям никогда. Это изображение Всеблагого, вырезанное из ореха, когда-то принадлежало самому Первоучителю Мансэю, и для нас, последователей Мансэя, на свете нет реликвии святее. Видеть и касаться ее может лишь один из монахов, брат блюститель. В назначенный срок он снимает последнюю оболочку и благоговейно совершает Обряд Помазания – смазывает Будду священным маслом, чтоб ореховая скорлупа не рассохлась… Но однажды брат блюститель исчез. Назначили нового. И тот, раскрыв бога мудрости, увидел, что Ореховый Будда тоже пропал. Не сразу, а лишь по истечении времени, мы узнали, что бедный брат Дораку (так звали блюстителя) променял святыню на мешок серебра…

Симпэй покачал головой, в тысячный раз дивясь причудам человеческих самоослеплений.

– Я же принадлежу к числу Хранителей, стражей Орехового Будды. Я должен был найти его хоть на краю света. И ныне нашел. Позволь мне еще раз посмотреть на чудо, – попросил он, потому что девочка все прикрывала святыню рукой, словно защищая ее.

– А что вы сделали с вором? – спросила она, не раскрывая ладони.

– Ничего, – пожал плечами Симпэй. – Живет где-то со своим серебром. Неважно. Это его карма, сиречь узор судьбы. Сам себе выбрал.

Тогда Ката-тян отпустила руку, и Симпэй насладился зрелищем.

Курумибуцу-сама был цел, не растрескался и не рассохся. Должно быть, юная кожа, с которой он соприкасался, давала смазку не хуже священного масла.

– Он был внутри семи богов, а что внутри у него? – спросила девочка, тоже глядя на орех.

– Пустота, что же еще?

Она расстроилась:

– Да? А я думала, что-нибудь великое.

– Нет ничего более великого, чем Пустота, – засмеялся Симпэй, – но про это мы пока говорить не будем.

Поневоле волнуясь, хоть волнение и слабость, он ждал, что она скажет.

Девочка всё смотрела на свой амулет, двигала бровями, вздыхала.

– Ты прости меня, добрый человек… Я бы отдала тебе Баюна, но не могу. Сколько я была, столько и он со мной был. Это как кусок себя отдать – да не руку иль ногу, а часть души. Душа разве делится?

– Ореховый Будда – не только часть тебя, он часть семи тысяч его последователей-монахов, которые без него сиротеют, – мягко молвил Симпэй. – А можно сказать и так, что это они – частицы Будды. Но ты права. Тебе Курумибуцу-сама принадлежит не меньше, чем другим. Ты ныне его главная хранительница.

– Как же быть? – подняла она на него свои продолговатые, почти японские глаза, и, что отрадно, не водянисто-голубые, как у многих туземных людей, а хорошего коричневого цвета.

– Очень просто. Оставайся Хранительницей. Присоединяйся к нам. Средь нас есть не только монахи, но и монахини. Поплывем в Японию вместе. Что тебе делать здесь? Провести жизнь под началом жадного «кормщика»? Переписывать книги, в которых страха больше, чем веры, а злости больше, чем доброты? Поверь, в Храме монахиней-хранительницей жить лучше. Будда любит тебя, иначе Он не провел бы с тобой столько лет.

Симпэй ждал испуга: как это – всё бросить и отправиться в неведомую страну, за двадцать морей?

И девочка действительно испугалась. Но не того, о чем думал Симпэй.

– Охота была – плыть за тридевять земель, чтоб там с утра до вечера другому богу молиться! Я не хочу быть монахиней! – воскликнула она, отступая. – Хочу жить да радоваться!

Опять Симпэй не сдержал смеха (а и не надо его сдерживать).

– Ты совсем еще дурочка. Лишь монахи и умеют по-настоящему радоваться жизни. Потому что радуются истинным радостям, а не обманным. Если захочешь, я тебя научу этому и многому другому.

Он готовился еще долго ее убеждать, но не пришлось. Ката-тян задумалась о чем-то своем. Оглянулась назад, в сторону Пинеги, потом покосилась на след от конских копыт, оставшийся на тропе. Тряхнула головой.

– Мне ныне все равно куда. И чем дале, тем лучше. В Японию так в Японию. Ты ведь, дедушка, чай, от меня теперь не отстанешь?

– Ни на шаг. Куда Он, туда и я, – ответил Симпэй, думая: в легкости, с которой юность принимает решения, определенно есть нечто буддийское.

– Позволь теперь и я тебя спрошу. Почему ты пряталась от Мартына Ванейкина? Это ведь был он, я его признал.

Девочка замигала своими красивыми глазами (кроме глаз ничего красивого в ее угловатом лице не было).

– Откуда ты его знаешь?

– Я прежде состоял на царской службе – в Москве и в новом городе Святого Петра. После расскажу. Ванейкин там человек известный. Про Преображенский приказ тебе ведомо?

– Самое сатанинское логово. Так старец Авенир говорит. Ему преображенцы все зубы дубинкой вышибли, только один остался.

– Это они умеют. Мартын Ванейкин раньше служил в Преображенке, по розыскному делу. Был чуть не первая ихняя ищейка, великой дотошности и свирепости. А недавно перешел в фискалы, потому что те ныне на виду и у государя в чести. Страшный человек, его по пустякам никуда не посылают. Что ему до тебя?

Долго она не отвечала, смотрела испытующе, будто решая, довериться или нет.

– Не я ему нужна, а вот эта книга.

Достала из-за пазухи небольшой томик. На хорошей рисовой бумаге, которая в этой стране редкость и стоит немалых денег, теснились ровные рукописные строчки, прочесть которые Симпэй не мог – для его немолодых глаз было мелко.

– Это князя Голицына, Василия Васильевича, наставление потомству, как тут, на Руси, всем людям по разуму жить…

– А почему ты плачешь?

Всхлипывая, прерываясь на утирание слез и сморкание, Ката-тян рассказала удивительную историю опального кароо царевны Софьи, про которого в столицах все давно позабыли, а он, подобно святым старцам-даосам, оказывается, постигал в уединении мудрость жизни и записывал ее для будущих поколений. И умер хорошо, красиво: пытаясь спасти свой труд. В следующем рождении наверняка попадет на более высокий уровень риннэ и будет китайцем или даже японцем.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация