– Я хочу рассказать тебе одну удивительную историю.
Раньше Ката немедленно повернулась бы, стала слушать, а сейчас пробормотала:
– Потом, ладно?
– О чем думаешь? – спросил он.
– С батюшкой и матушкой разговариваю.
О ее матушке, рыжей амстердамской шлюхе, и батюшке, замученном в Преображенке юнце, Симпэй девочке никогда не рассказывал. Стало интересно.
– И какие они?
– Матушка очень красивая. Такая красивая, что батюшка ее больше жизни любил. Очи у нее лазоревые, ясные, а на лбу такая же, как у меня, родинка. Батюшка – высокий, статный, первый ерой средь всех стрельцов, самому царю не покорился. Голос у него чистый, руки сильные и смех колокольцем. Я им про свое житье рассказываю. Не мешай, а?
Способная ученица, очень способная, подумал Симпэй.
Молчали они и на следующий день. Чтоб не отвлекаться на встречных, с дороги свернули, шли опушкой леса, не теряя из вида Ладогу. Кормились грибами и ягодами. Оба сонные, задумчивые, каждый в своем чудесном мире.
Симпэй кончил населять Землю людьми (набралось сто семьдесят девять обитателей, один другого лучше), углубился в дальнейшее миросозидательство.
Его увлек сложный предмет, над которым, кажется, еще не задумывался никто из вероучителей. Не скучно ли будет жить в мире, где всё прекрасно, незачем сражаться со Злом и нечего исправлять? Как человеку удовлетворить свою жажду приключений и потребность в развитии?
Ответ нашелся быстро.
А очень просто. Кроме Земли есть и другие миры. Только надо сообразить, как до них добраться. Он стал размышлять про это, но придумать ничего не успел, потому что вдали на воде показался остров, на нем крепость с пузатыми серыми башнями.
Это был уже Шлиссельбург, где из Ладожского озера вытекает река Нева, стремясь к Санкт-Петербургу и морю.
Славное время мечтаний завершилось. Пора было возвращаться с прекрасной будущей Земли на нынешнюю, непрекрасную.
– Эй! – Симпэй дернул ученицу за рукав. – Очнись. Слишком сильно седьмой ступенью не увлекайся, не то запутаешься в снах и свернешь себе шею.
– Что это? Где мы? – спросила Ката, с удивлением глядя на островную крепость, на реку, на скопище людей и телег. – Тут что, базар?
– Здесь начинается государева дорога на Санкт-Петербург, пускают на нее не всех и не просто так.
– А нас пустят? Ух ты, остров! Острог! Не деревянный, каменный! Что это, а? – затараторила девочка, окончательно приходя в себя. – Гляди, сколько кирпичей! – показала она на одну, другую, третью кирпичную груду. – А строить вроде ничего не строят. Зачем тогда кирпичи?
– Ученик не должен задавать вопросы так быстро и в таком количестве, – терпеливо сказал Симпэй. – Главное же – не задавать следующий вопрос, не получив ответа на предыдущий.
И стал объяснять, по порядку.
– В новой столице дозволяется бывать не всем. Се город парадный, чистый, красивый, по коему приплывающие из Европы судят обо всей русской державе. Потому нищим оборванцам вроде нас с тобой путь туда заказан, не то европейцы подумают, будто в России есть нищие. Каждый подданный, прибывающий в Санкт-Петербург должен быть видом опрятен, ликом брит и в немецком платье. Государю угодно, чтобы иностранцы видели русских такими. Однако ж приличного вида для пропуска мало. Ежели человек следует не с казенной бумагой, а по приватной, сиречь частной надобности, должно внести свою лепту в строительство сего небывалого на Руси града.
Симпэй сам не заметил, что перешел со своей обычной манеры говорить на приказную, будто вновь стал санкт-петербургским обывателем Артемием Будановым.
– Когда я покинул столицу, платой за пропуск был саженец липы либо тополя – вдоль наиглавнейших улиц высаживали деревья, по голландскому образцу. Должно быть, уже высадили и придумали нечто иное. Про что еще ты спрашивала?
Вспомнил: про остров.
– Се крепость, стерегущая вход в реку Неву. Шлиссельбург, он же Нотебург, он же Орешек. Тому двенадцать лет, состоя в походной канцелярии его царского величества, я наблюдал здесь впечатляющую картину – как множество душ разом покинули сей мир и отправились дальше по кругу перерождения: храбрые, не свернувшие с Пути Воина – вперед и вверх, малодушные – назад и вниз.
– А? – не поняла Ката.
– Здесь заперлись четыре сотни шведов. Их окружила тридцатикратно бóльшая русская армия, но шведы не подумали сдаться, и пролилось много крови. У нас в Японии уже сто лет никто ни с кем не воюет, и я никогда прежде не видал, как одни воины перед лицом смерти преодолевают свой страх, а другие не могут. Ведь неважно, за что бьется воин – важно, чтобы он до конца оставался воином…
Он зажмурился, вспоминая незабываемую картину: плывущие сквозь дым лодки с солдатами, вздымающаяся от ядер вода, крики, грохот выстрелов, разлет кровавых тряпок. Определенно на свете живет слишком много людей, если можно так легко и обильно разбрасываться их жизнями…
Кто-то толкнул Симпэя в плечо, и глаза пришлось открыть.
В грудь ему упирался кирпич. Это было удивительно.
Незнакомец с лицом человека, не нашедшего и даже не ищущего Пути, сказал:
– Покупай у меня, татарин. По гривеннику. Дешевле не сыщешь.
– Зачем мне кирпич, уважаемый? – спросил Симпэй, заподозрив, что это странное предложение ему приснилось.
– Ты в Питер? Ныне указ: кто пеший – неси на государево строительство по кирпичу, конный – по два, а с воза или телеги – по четыре. Иначе застава не пропустит.
Торговец кирпичами показал вдаль, где дорогу перекрывал черно-белый шлагбаум.
– Вас двое – значит, двадцать копеечек. Берете али как?
В разговор вступила Ката.
– Гривенник за кирпич? Креста на тебе нет! У нас на Пинеге церковь клали, так кирпичи были по полтине воз!
Мужик засмеялся.
– Так ступай в Волхов, где кирпичный завод. Купи там задешево. Восемьдесят верст в одну сторону, да столько ж обратно. – И махнул рукой. – А что с вами, нищетой, толковать. Вашего брата всё одно не пропустят.
И пошел дальше, покрикивая:
– Кому кирпич легкий, бурой глины! Кому кирпич легкий, бурой глины!
Таких предприимчивых вокруг было порядком. Одни торговали прямо с телег, другие выгрузились на землю. Коммерция шла бойко – в столицу нужно было многим.
Человек в хорошем кафтане синего сукна, стриженный в кружок, по-русски, но со свежеобритым лицом, стоял перед кирпичной грудой, ругался.
– И всё-то у нас так! Нужно государю стольный город строить – понятно. Поставили казенный кирпичный завод в Волхове, где глины хорошие. Ладно. Лепи, вези, строй. Так нет же, везти не везут, а своим людишкам на перепродажу отдают! На всём нужно уворовать! По десяти копеек кирпич, это сколько ж они на каждой телеге берут? Рубля по три, по четыре? Шутка ли? Я на честной торговле столько не выручу.
