А я продолжаю любоваться на свою воображаемую дочь: шикарные рыжие волосы, окрашенные по той моде, завязаны в «конский» хвост. Я ее никогда такой красивой и одновременно счастливой не видела. Ни до, ни после этой бедово-невероятной весны. А Игнат — ей под стать: высокий красавец в длинном светло-сером пальто, с развевающимися от быстрой ходьбы полами. А глаза у обоих светятся любовью. Этот стоп-кадр так и маячит у меня перед глазами!
Казалось — вот она, сама Любовь!
Притягиваются, что ли, любови друг к другу? Или та весна-проказница 1999 года нам всем наворожила-напророчила? Я и сама влюбилась по уши в директора фирмы, в которую устроилась на работу после долгих мытарств, вторым бухгалтером. Стать главным у меня духу не хватило…
Я заходила иногда подписывать к директору бумаги, чтобы отвезти их в налоговую инспекцию, а сама млела от звука его голоса, как сопливая пэтэушница. Но Игорь Евгеньевич Носов был глубоко и безнадежно женат. «Безнадежно» в смысле — тягать его из семьи считалось делом неблагодарным, хотя подруги меня постоянно подзуживали: «Татьяна! Не теряйся! Где ты себе еще мужика найдешь? Только на работе. Это твой последний шанс».
Через два месяца, когда благополучно закончился испытательный срок и меня взяли в основной штат, я стала замечать, что Игорь Евгеньевич посматривает на меня с нескрываемым интересом, особенно, если никого из сослуживцев рядом не наблюдается, но рук не распускает, чего я не переношу в принципе.
А в апреле — «лед тронулся, господа присяжные заседатели», как сказал Остап Бендер в известном произведении. Началось с незначительных знаков внимания, подарков, приглашений на ужин. Классика жанра — конфетно-букетное начало. Но это было вовсе не банальное влечение подчиненной к начальнику, меня по-настоящему тянуло к нему. Кажется, что я за всю свою жизнь не любила так никого, поэтому не стала сопротивляться счастью, а просто пошла навстречу ему.
Тем более, что дочь мне дала некоторый передых после бессонных ночей и постоянных поисков. Я ее почти не видела. По словам Алисы, они жили у Игната. Так им было удобно, ведь жить в своей квартире не расписанными в загсе я им не позволила:
— Алис, хочешь — обижайся, хочешь — нет, но у тебя может быть еще много парней. Я не хочу ни к кому из них прикипать раньше времени, как к потенциальному зятю. К тому же твой Игнат нигде не работает и не учится, как и ты. Вешать вас себе на шею я не собираюсь. Давайте, определяйтесь со своими взаимоотношениями и с работой, тогда посмотрим.
— А я вот еще в институт поступлю! — в запале сказала моя дочь.
— Да? Это в какой же?
— А хоть в педагогический!
— Тогда заниматься нужно, чтобы школьную программу вспомнить. И там для поступления практика нужна в детском учреждении. У ме-ня-то знакомых никого нет, чтобы тебя устроить поработать в детский сад. Может, у бабушки Оли есть. Ты спроси… С детьми-то ты хорошо ладишь… Только, если задумала поступать, не сиди сложа руки.
— Да ладно тебе, мам. Надоели твои нравоучения: «То — не делай! Этого — не скажи!» Я уже взрослая. Сама все знаю.
У Алисы и друзья в это недолго-благополучное время появились другие. Хотя бы на вид — нормальные. Из каких-то неведомых глубин выплыла и бывшая одноклассница Саша Журавлева, умница, отличница. Как потом выяснилось: без нее моя безголовая девица не поступила бы в институт.
Когда я выбирала имя для своей дочери, то подразумевала главную героиню книги «Алиса в стране чудес», но оказалось, что моя Алиса вовсе не та пытливая сказочная девочка, изучающая на себе физические законы. Моя дочь совершенно на нее не походила, а скорее напоминала лису Алису из сказки «Буратино», хитрое и изворотливое животное. Я уже не питала никаких родительских иллюзий!
Правда, няней в детском саду она отработала добросовестно сама два месяца, получив положительную характеристику. Зато вместе с одноклассницей Сашей они придумали аферу с черным париком для поступления в институт. Для этого Алиса убрала свои рыжие кудри под приобретенный для этой цели парик с черными волосами и немного подгримировалась, чтобы походить на Журавлеву, имевшую копну собственных черных волос. Короче, экзамены в педагогический вуз за Алису сдала Саша.
Об этом я узнала гораздо позднее, когда увидела в руках дочери зачетную книжку и студенческий билет, и простила, как любящая мать, все, включая собственные потраченные нервы. Это были документы, подтверждающие Алискино поступление на бюджетное отделение дошкольного воспитания педагогического вуза.
Мне казалось, что забрезжил лучик нормальной жизни. Нормальной в том виде, в котором я ее себе представляла. Но не тут-то было!
Полгода безоблачного счастья — это много или мало? С Игнатом я чувствовала себя счастливой, но ровно до того момента, когда в нашу с ним жизнь опять бесцеремонно вторгся героин. Это произошло летом, через полгода после нашего новогоднего знакомства. Сначала Игнат просто баловался с друзьями, а потом кололся уже каждый день.
Героин входит легко в те дома, где нет благополучия. Молодежь ищет в этой крутизне свою отдушину, ведь кайф дает возможность на время забыть о тех, кажущихся на первый взгляд ужасными, проблемах. Особенно если рядом нет ни единого умного человека, способного объяснить: «Чувак! Хватит страдать! В твоей жизни пока все нормально, выкинь ты из головы дурь. В мире столько интересного! И все у тебя будет, если перестанешь быть таким идиотом!»
А вместо этого некоторые родители только усугубляют ситуацию вызовом милиции, запирают дома, воспитывают, бьют… А что толку, когда родители — дебилы!
Если семья интеллигентная, то у детей есть шанс выбраться из пропасти, чтобы хоть как-то уцепиться за жизнь, а если в голову ничего не закладывается с детства, то дела совсем плохи. Героинщики обычно умирают, не дожив до двадцати пяти лет. С другой стороны, можно посмотреть на это, как на естественный отбор. Во время революции и в сталинское время выкашивалась интеллигенция, а теперь — работяги.
Кто такой Игнат? Простой сварщик. И если бы не наркота, мог бы зарабатывать хорошие деньги. Но кайф оказался сильнее этого доброго парня.
Если летом брезжила призрачная надежда на избавление от наркозависимости, то все окончательно скатилось в тартарары в начале осени. Игнат кололся ежедневно, но мы от всех скрывали. Сначала это было, как интересное блюдо, которое подают вместе с вином. А потом? Потом отцовские деньги, которые он оставил Игнату на хранение, уезжая на шабашку, и которые мы бессовестным образом расчихвостили… Деньги внезапно кончились, и начались ежедневные поиски Игнатом дозы. Однажды от отчаяния и невозможности его остановить, я схватила шприц с героином со стола и заперлась в ванной, чтобы уколоться назло Игнату. Но он выбил дверь плечом и отнял.
Он и дальше старался не втягивать меня в это дерьмо, и не давал колоться. Я не понимала почему, а он, видимо, уже знал, что такое ломки, и не хотел, чтобы то же самое происходило со мной. А я теряла жизненный смысл без любимого человека, иногда срываясь. Если кто-то из знакомых предлагал уколоться, я не противилась, но не успевала подсесть плотно. Я не была на системе. (Если человек колется каждый день — он сидит на системе.)
